Миллиардер из Кремниевой долины - [116]

Шрифт
Интервал

Слон, не переставая жевать, почти прошел мимо, и тут водитель, не выдержав, завел мотор. Слон моментально развернулся и понесся на нас во весь опор с тридцати ярдов. Весил он тысяч двенадцать фунтов, в два раза больше нашей машины. Мы заведомо проигрывали в столкновении.

Все разом обернулись ко мне, будто я знал, что делать. А я понятия не имел, как и остальные. Слону оставалось около десяти ярдов до машины, когда наш опытный проводник по имени Сандор Картер очнулся, вскочил и, вскинув руки над головой, крикнул: «А ну стоять!» Слон затормозил и продолжил трапезу. Он летел на нас только для того, чтобы проверить, не претендуем ли мы на его территорию. «Выросший» над машиной проводник дал ему понять, что мы готовы постоять за себя, и заставил усомниться в необходимости лезть в драку.

Самые незабываемые впечатления от той поездки подарила нам бескрайняя Рифтовая долина в Кении, где мы останавливались у заповедника Масаи-Мара. С вертолета или воздушного шара повсюду, сколько хватает глаз, видны стада газелей, зебр и антилоп гну. Они движутся слаженно, словно живая газонокосилка, – от Серенгети на север, потом обратно, по кольцу. Львиные прайды дремлют, дожидаясь, когда зайдет солнце и можно будет сытно отужинать загнанной антилопой.

Масаи – кочевники, даже с появлением сотовых телефонов не спешащие отказываться от традиционного уклада. Принимая участие в сохранении живой природы, они согласились пустить диких животных на свои пастбища в обмен на долю получаемой правительством от туристов прибыли, которая, в свою очередь, идет на постройку школ и базовой инфраструктуры. В один прекрасный день на бесплодном солончаке близ танзанийской границы мы праздновали открытие спонсированной нами новой дамбы, которая даст воду масаям и их стадам. (Домашний скот – их главное добро, а также источник белка в традиционных коктейлях из молока с коровьей кровью.) Мы установили сцену на красноватой потрескавшейся земле, напоминающей лунный пейзаж, пристроив портативные генераторы под оранжевым тентом. К вечеру у нас собралась тысячная толпа масаев – многие прошли пешком десятки миль, чтобы послушать.

Я выступал со своей группой, а еще мы пригласили спеть на том концерте Дэна Эйкройда – родственную душу и настоящего любителя блюза, который к тому же умеет насмешить до икоты своими парадоксальными шутками. В тот вечер он пел, играл на губной гармошке и танцевал, как танцует только он один. Масаи приплясывали в своих красно-оранжево-бирюзовых одеяниях, потрясая копьями в такт. Потом над их разноголосицей поплыл чистый и ясный женский голос. Мы были едины духом, но не всегда попадали в лад, поэтому у меня возникла мысль написать песню, которая объединила бы наши две культуры, как «Алмазы на подошвах ее туфель» Пола Саймона. Но такую вещь с наскока не сочинишь, поэтому мы не стали отступать от намеченного.

Однако в середине «Messin’ with the Kid» в исполнении Дэна масаи вдруг сменили свои песнопения на наше стаккато. Они даже стали притопывать ногами и переступать в подражание Дэну, подхватывая припев:

Что же я слышу? Слухи дошли до меня —
Говорят, кто-то лезет в твою жизнь, хей-хей-хей!

Я воспарил куда-то к небесам, исполняя эту песню Джуниора Уэллса вместе с масаями на потрескавшемся солончаке. Через несколько тактов они вернулись к привычному ритму, но мы почувствовали пробежавшую между нами искру. Солнце зашло. На сцене включились огни, на которые тут же слетелись тучи жужжащих тварей со всей округи. Пришлось сворачиваться. Масаи расходились в восторге. Еще бы – впервые в жизни познакомиться вживую с низкими частотами бас-гитары. Как после сказал нам вождь: «Мне понравилась ваша музыка, потому что ее ощущаешь всем нутром». Я, когда первый раз побывал на живом рок-концерте, чувствовал то же самое.


Для гостей, которые представляют себе Африку только по клишированным фильмам о джунглях, в ней открывается неожиданное разнообразие пейзажей и людей. Среди самых моих любимых мест – дельта Окаванго в Ботсване, где река распадается на множество притоков и образует зеленый заболоченный оазис. В сезон дождей вода поднимается, оставляя только разбросанные, будто острова, макушки пригорков. В дельте растут эбеновые и фиговые деревья, водятся в несметных количествах хищники и травоядные: бегемоты, жирафы, импалы, львы, леопарды и гиены. Несколько лет назад я останавливался в лагере Абу-Кемп (он назван в честь ныне покойной обитавшей там знаменитости – слона, снимавшегося с Клинтом Иствудом в главной роли фильма «Белый охотник, черное сердце»). В лагере держат и дрессируют слонов, отбившихся от стада, и поездка на слоне по золотистым в утреннем или предвечернем свете лагунам в сопровождении проводника – незабываемое впечатление.

Не менее удивителен и Берег Скелетов в Намибии – песчаные бури из пустыни Калахари постоянно сдвигают его кромку к западу. В XIX веке коварные здешние течения погубили немало китобойных судов из Новой Англии, и теперь с вертолета на фоне кобальтово-синей сверкающей воды виден лес мачт и разбитые остовы.

Намибия иссушена, пустынна, нелюдима. Она похожа на край света, и люди здесь встречаются необыкновенные. Один из таких людей – проводник Крис Баккес, рыжебородый южноафриканец с буйной шевелюрой, участник войны в Анголе и по совместительству популярный писатель. За первым общим обедом разговор зашел о виденных нами громадных речных крокодилах, которые лежат в воде, дожидаясь, когда зебры пойдут на тот берег. Я, чтобы поддержать беседу, спросил, насколько близко Крису доводилось сталкиваться с крокодилом.


Рекомендуем почитать
Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.


Пастбищный фонд

«…Желание рассказать о моих предках, о земляках, даже не желание, а надобность написать книгу воспоминаний возникло у меня давно. Однако принять решение и начать творческие действия, всегда оттягивала, сформированная годами черта характера подходить к любому делу с большой ответственностью…».


Литературное Зауралье

В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.


Государи всея Руси: Иван III и Василий III. Первые публикации иностранцев о Русском государстве

К концу XV века западные авторы посвятили Русскому государству полтора десятка сочинений. По меркам того времени, немало, но сведения в них содержались скудные и зачастую вымышленные. Именно тогда возникли «черные мифы» о России: о беспросветном пьянстве, лени и варварстве.Какие еще мифы придумали иностранцы о Русском государстве периода правления Ивана III Васильевича и Василия III? Где авторы в своих творениях допустили случайные ошибки, а где сознательную ложь? Вся «правда» о нашей стране второй половины XV века.


Вся моя жизнь

Джейн Фонда (р. 1937) – американская актриса, дважды лауреат премии “Оскар”, продюсер, общественная активистка и филантроп – в роли автора мемуаров не менее убедительна, чем в своих звездных ролях. Она пишет о себе так, как играет, – правдиво, бесстрашно, достигая невиданных психологических глубин и эмоционального накала. Она возвращает нас в эру великого голливудского кино 60–70-х годов. Для нескольких поколений ее имя стало символом свободной, думающей, ищущей Америки, стремящейся к более справедливому, разумному и счастливому миру.