Милая Венера - [48]

Вернувшись, она словно бы светилась изнутри, и у меня хватило наглости спросить, не любовник ли это. «Любовник? — сказала она, посмеиваясь. — Что скажут соседи!» Насмешка в ее голосе заставила меня осознать, до чего же она сексуальна — словно бы я никогда не занимался с ней любовью, и только хотел. Не уверен, ревновал я или возбудился.

«А что соседи говорят?» — спросил я. «О чем?» — спросила она с удивлением в голосе. «О нас. О разрыве». «Не знаю, — ответила она. — Мы об этом не упоминаем». Что-то новенькое.

Прежде при возникновении враждебности она устраивала военные советы буквально с каждой женщиной в радиусе пяти миль: сидели за домашними булочками и копались в моих недостатках, как богатые стервы копаются в ношеной одежде на благотворительных распродажах.

«Тебе лучше уйти, мне кажется», — сказала она. «И мне так кажется», сказал я, собирая свои папки. Потом помедлил секунду и сказал:

«Ты выглядишь очаровательно». Но она словно бы не услышала. А когда дверь закрылась, я услышал, как телефон снова зазвонил.

В машине на обратном пути я задумался о ее жизни, о том, что она делает, обитая в одиночестве в этом полном сплетен тупичке. Я знаю, занимается живописью — и с успехом. Но кроме того? Встречается ли с Амандой, и что, черт дери, ей говорит та? И с кем еще? Рут, полагаю, знает об этом все, а возможно; и ты тоже. А я знаю только, что она выглядит женщиной, как-то странно помолодевшей внешне и заметно старше годами.

Что до нашего пари, так предчувствие мне под-, сказывает, что ты ошибаешься, и ты окажешься в одиночестве в ложе на Международном крикет-, ном мачте в следующем месяце, а я буду махать тебе с трибуны среди банок с пивом и подтяжек.

Ну, мне хотя бы не придется надевать этот галстук цвета крови напополам с апельсиновым соком и рвотой.

* * *

Вторник.

Два приятных сюрприза. Во-первых, я умудрился начать книгу и больше уже не убежден, что страдаю болезнью Альцгеймера. Во-вторых, меня выдвинули на премию — Репортер года. Утром звонили из НТН, поздравляли с надеждой, что я ее получу.

Сам я не вижу с какой стати. Я не кланялся пулям в Бейруте, не бросал вызова китайской армии на площади Тяньаньмэнь, хотя, пожалуй, увертывание от русских танков в Литве могло стоить упоминания в депешах. Умри я, так гарантировал бы ее себе стопроцентно. Мое тщеславие, естественно, жаждет ее. Кроме того, она смажет колесики моей карьеры. Джордж; С… спроворивший указанную премию за свои репортажи с Фолклендов в 1982 году, говорит, что со всех сторон сыплются соблазнительные предложения, и если мне захочется сменить Вильнюс и Гданьск на Париж или Нью-Йорк — будьте так любезны и с удвоением оклада. Тогда, быть может, мне будет по карману будущая криминальная карьера Клайва, к которой он теперь проходит весьма дорогостоящую подготовку.

Должен сказать, будущее выглядит иначе, когда сияет солнце, и, может быть, мне следует передать мой брак в Комиссию по военным захоронениям и зажить заново. Кстати, в следующем месяце, видимо, намечается парадная церемония награждения со всеми пронафталиненными атрибутами, и я получу приглашения на тисненом картоне — для меня и супруги. Полагаю, не исключено, что Джейнис захочет присутствовать там в память дней былых. Какая-то частица в ней, возможно, испытает гордость за меня, и мы сплотимся, чтобы швырять в оппозицию хлебные шарики, если и не для чего-либо другого.

Какие у тебя шансы быть объявленным Дипломатом года? Рут с наслаждением прохрапит всю церемонию.

Квартира великолепна по-прежнему. Твой проигрыватель — отдохновение для души, чего не скажешь о твоем швейцаре. Он убежден, что всю свою передачу я обязан посвятить разоблачению индийского ресторана на его улице.

А ты знал, что запойная дама в соседней квартире была Мисс Мира в семидесятых годах? Она предъявила мне в доказательство фотографии, а затем сообщила, с кем спала, чтобы получить этот титул. Поразительный список! Я отклонил предложение занять в нем место.

Как всегда

Твой.

Гарри.

Дамаскину 69

Неаполис

Афины

9 мая

Милая Джейнис!

Какая жестокая насмешка судьбы — наткнуться на редчайший и исчезающий вид у собственного порога! Божественная злокозненность, не иначе.

Предлагаю учредить Всемирный фонд охраны совсем не дикой природы, дабы обеспечить сохранение Билла для потомства.

А знаешь, до этого момента я проигрывала все пари, какие заключала, и уже уверялась, что так будет и с этим. Ну а теперь обязательно опиши мне внешность верного мужа, чтобы я держалась от него подальше, если случай нас сведет. Должна сказать, что Нина, судя по всему, не похожа на женщину, которой хранят незыблемую верность, тогда как ты, радость моя, именно такая, из чего следует, что верность и неверность имеют самое малое отношение к логике, но, возможно, — очень большое к инстинкту самосохранения. Подозреваю, что на самом деле твой Билл — это слабенькое либидо, замаскированное под неколебимую мораль. Во всяком случае, так мы должны внушить себе и получить право злиться на него. Да обрушатся все его здания!

Так о чем же теперь мы будем переписываться? Я не испытываю особого желания узнавать, как часто ты подстригаешь свой газон, или о битвах с приходским попом — хотя в Оставь Надежду есть что-то громоподобное — нечто от проповедника семнадцатого века, обличавшего с кафедры ужасы под женскими юбками. А ты, со своей стороны, вряд ли жаждешь новостей о почечуе Пиреа или о том, что у нашего возлюбленного посла угнали машину, ведь верно? Истина в том, что вечны лишь сплетни, а секс настолько интереснее всего остального в жизни, что приходится удивляться, как мы вообще способны говорить о чем-либо другом. Полагаю, ответ в том, что хотя мы говорим, но мало. И когда другого выхода нет. Как ни странно, Пирс на эту тему не разговаривает, потому он мне и кажется так часто занудным. С другой стороны, он любит быть таинственным. Это дает ему ощущение силы. Иной раз я ломаю голову над тем, что он, собственно, находит для сообщений Гарри в бесконечных письмах, которые он ему пишет. А когда спрашиваю, он просто отвечает: «Гарри мой старый друг». «Ну и что?» — парирую я. «Он мне нравится, — говорит он. — С ним интересно». Забавно, что твой «бывший», возможно, знает про тайную жизнь Пирса гораздо больше меня. У Гарри хотя бы тайной жизни нет; он просто демонстрирует ее направо и налево, иногда отрываясь от этого занятия, чтобы притвориться, будто он держит палец на пульсе международной жизни, а не на клиторе очередной бабы.