Милая Венера - [47]

Итак, назад к искусству и реальной жизни. Я почти забыла, что это такое.

С любовью.

Джейнис.

МАЙ

Парламент-Хилл

«Мэншенс» 27

Хайгейт-роуд

Лондон NW5

9 мая

Дорогой Пирс!

Квартира бесподобна. В прошлый понедельник я выбрался из норы Болтон-Грув с красными, как у кролика, глазами, бросил зубную щетку и другие ценности в «пежо», которым я себя побаловал, а затем возникла проблем, с которой я не привык сталкиваться, будучи избалованным иностранным корреспондентом, — отсутствие разрешения на парковку, как жильца. К счастью, твой швейцар в «Мэншенс» знает меня по ящику и нашел для меня местечко во дворе — по соседству с мусорными баками. Однако услуга за услугу, и я вынужден слушать его диатрибы против исламского фундаментализма, и о том, что следует сделать мистеру Мейджору по поводу брэдфордских психов. «Вы женаты?» — спросил он меня нынче утром. «Был когда-то», — сказал я. А! «В „Мэншенс“ проживает много таких, — продолжал он. — Думается, будете таскать сюда баб. Они все так — члены парламента, епископы, арабские шейхи. — Тут он выразительно на меня посмотрел. — Если вам адресочек понадобится, только скажите. И порядок».

Словно я вернулся в Дрезден.

Но почему я воображал, что писать книгу — это просто набросать статью, только в другом масштабе? И вот я, автор тысяч газетных статей, только Богу известно какого числа рецензий, телевизионных выступлений, выступлений перед камерой и так далее, — так способен ли я написать даже осмысленную первую фразу? Способен ли, черт дери? У меня милейшая редакторша, со слегка материнскими замашками, которая приглашает меня перекусить вместе. «Ну, конечно, вы на это способны, — говорит она. — Возьмите выходной, поезжайте в Чилтерн прогуляться; Уже цветут колокольчики, и вы убедитесь, что скоро ваши идеи организуются». Вчера я последовал ее совету. Лило как из ведра. Я потерял автомобильные ключи и расшиб лоб о притолоку, входя в «трактир под старину», чтобы перекусить.

Хозяин добавил к этому дню последнюю соломинку. «А я вас знаю! — заявил он. — Вы же… погодите секундочку, я лица запоминаю навсегда. Ага! Вы Дэвид Димблдон».

Я всегда полагал, что блок в сознании писателя возникает где-то на полпути, на странице 150, а не в самом начале. Я бесконечно созерцаю панораму за твоим окном и пересчитываю деревья. Я даже отправляюсь в ванну и открываю кран в рассуждении, что раз звук текущей воды может способствовать отправлению малой нужды, то он может помочь и пробуждению творческой мысли. Ну да ладно! Завтра. Завтра. Завтра все сдвинется с места. «Первый подземный рокот революции в Восточной Европе можно уловить и в безобиднейшем сообщении „Правды“, что Михаил Горбачев…» Неплохо, а? Беда, что я сочинил это минуту назад. А что, если я уже все это сочинил?

Может быть, я тайный Ле Карре.

Джейнис отказалась пойти в театр, и я пригласил старинную приятельницу, прежде очень привлекательную. Теперь она какая-то шишка в «Саутби», и у меня возникло ощущение, что ее исходная цена понизилась. Да, не спорю, типичное замечание сексуального шовиниста, но есть нечто неприятное в том, что женщина — эксперт в разных японских штучках-дрючках. Вечер был не из удачных.

Еще мне пришлось позвонить Джейнис о том, что я хотел бы заехать кое за какими подшивками и папками с документами, которые могут мне понадобиться. После твоих высказываний я чутко улавливал признаки таяния снегов. То, что я уловил по телефону, было не столько «холодной войной», сколько «холодным перемирием». Она только что вернулась из поездки на натуру, сказала она (все расходы оплачены!), чтобы сделать наброски для панно, которые пишет для парочки гнуснобогатых американцев, и, да, я могу заехать, но предпочтительно, когда стемнеет. Иначе говоря, Г. Блейкмор не смеет носа показывать в Речном Подворье при дневном свете. Что же, это уменьшает шансы столкнуться с Амандой.

Так странно было идти по улице, где я однажды жил, к дому, который однажды был моим, и ждать на крыльце жену, которая тоже однажды была моей. Не знаю уж, сколько времени она не шла открыть дверь. В тщеславии своем я подумал, уж не прихорашивается ли она ради меня, но оказалось, что она отмывала руки от краски. На ней был джемпер и тугие джинсы — очень заманчивые. Но я никогда не видел ее в Такой одежде и из-за них почувствовал, что передо мной Джейнис, какой я никогда прежде не видел. Она сказал только «привет!», хотя, полагаю, могло быть и хуже, Тут она проводила меня в помещение, которое однажды было моим кабинетом. Она переоборудовала его в студию — я еле его узнал. Все мое было засунуто в шкаф, и она ушла, предоставив мне копаться в содержимом. Потом, правда, предложила мне выпить, и мы разговаривали о Клайве — общение через посредника. Я сказал, что планирую навестить его в школе. Я ведь не видел мальчишку шесть месяцев, а перед этим практически целый год. Джейнис сочла это отличной мыслью. «Ему тебя очень не хватает». В эти слова она вложила чуть больше тепла — через посредника. «А у тебя все хорошо?» — спросил я. Будто в ответ зазвонил телефон. Какой-то мужчина, и она смеялась. Поворачивалась ко мне спиной и говорила в трубку, понизив голос, чтобы я не расслышал.