Милая, обожаемая моя Анна Васильевна - [36]

Вот я начала писать о Екатерине Павловне, и меня потянуло в Новодевичий на ее могилу. Я бывала там вместе с нею - на могиле ее сына и матери102: ей было уже трудно ездить одной... а внукам некогда, все дела, дела...

Она купила цветов в горшках, попросила меня взять лейку - а самой ей стало нехорошо, я просто не знала, как ее довести до участка. Две лиственницы сплетаются верхушками над могилами. У памятника ее сына лежали три белые астры - ей было приятно, что кто-то все-таки вспомнил. Хотелось самой высадить цветы, а было трудно.

Теперь прибавилась и ее могила. Кругом чисто - видно, уборка оплачивается, - и видно, что никто там не бывает, очень все казенно. Только памятник ее сына приобрел новый смысл: со своей стелы Максим смотрит на могилу матери. "Эта рана никогда не заживает, - как-то сказала мне Екатерина Павловна. - Дарья назвала своего сына Максимом, она думала сделать мне приятное, а мне это ножом по сердцу".

Мимо проходила экскурсия молодых девушек. Экскурсовод указал на могилу "сына Горького" - у него не нашлось ни одного слова, чтобы сказать о Екатерине Павловне, которая всю жизнь отдавала людям в несчастье. "К страданиям чужим ты горести полна, и скорбь ничья тебя не проходила мимо - к себе самой лишь ты неумолима..." - разве не о ней эти строки А.К. Толстого?

Очень мне было горько.

Вспомнила я ее похороны. Говорились речи о той работе, которую она вела по литературному наследию Горького, - замалчивая, еле касаясь Политического Красного Креста, точно это запретная тема, неловко ее касаться. И только один голос произнес: "Спасибо, Екатерина Павловна, от многих тысяч заключенных, которым Вы утирали слезы". Я обернулась - старая женщина посмотрела на меня: "Я не могла этого не сказать"103.

На гражданской панихиде в Музее Горького я стала у гроба. Екатерина Павловна лежала в цветах, и лицо ее было молодое, такой прекрасный лоб, тонкие брови - никогда ее больше не увижу. Заплакала я - кто-то сказал: "Вам нехорошо? Дать капель?" Как будто странно, что можно заплакать, прощаясь с дорогим человеком.

Каких мы людей теряем,

Какие уходят люди...

И горше всего - что знаем:

Таких уж больше не будет.

Была нам в жизни удача,

Что мы повстречались с ними,

И нет их... И только плачем,

Повторяя светлое имя.

1965

____________

Примечания

Фрагменты воспоминаний должны были появиться в 1984-1985 гг. в историческом сборнике "Память". Выпуск готовился в то время, когда главный редактор "Памяти" ленинградский историк А.Б. Рогинский (отказавшийся эмигрировать вопреки нажиму КГБ СССР) находился в четырехлетнем заключении. Оставшиеся на свободе сотрудники "Памяти" собрали и отредактировали шестой выпуск, после чего набор, верстка, считывание текстов и т.д. были осуществлены в Париже Вл. Аллоем - постоянным издателем "Памяти", которому приходилось выполнять там и всю черновую работу, непосредственно связанную с изданием. Активные (и, надо сказать, точно раcсчитанные) действия КГБ (в Ленинграде редакторам выпуска No 6 высокий чин ясно дал понять, что "органы" все подготовили для того, чтобы прибавить А.Б. Рогинскому новый срок, не выпуская его из зоны) привели к намерению приурочить выход в свет шестого выпуска "Памяти" буквально к первым дням после освобождения Рогинского в августе 1985 г. Парижские осложнения помешали этому, в результате чего шестой выпуск вынужден был сменить обложку. Вместо No 6 "Памяти" вышли - с сильной задержкой - No 1 и 2 "Минувшего".

Тем временем воспоминания А.В. Книпер были опубликованы в нью-йоркском "Новом журнале" (No 159, 1985).

До репринтных отечественных изданий "Минувшего" ряд текстов из его No 1-7 перепечатывался с нарушением авторских и издательских прав. По отношению к "Фрагментам воспоминаний" отметим пиратскую публикацию, осуществленную редакцией "Литературной России" в 1990 г. в No 2 ее еженедельника "Русский рубеж" (под заголовком "Адмирал Колчак и его любимая женщина"). Протест, обращенный в редакцию, ничего не дал; от "Русского рубежа" и "Литературной России" не последовало даже извинения.

x x x

Из старого, десятилетней давности предисловия приведем здесь три абзаца.

"Сафоновские" страницы приоткрывают жизнь семьи интеллигентной (из тех, на которых стоит отечественная культура), проливают свет на истоки жизнестойкости автора. К сожалению, в наше время лишь единицы, причем обычно из старых дворянских фамилий, озабочены собиранием материалов к истории своего рода. Редакция посчитала необходимым снабдить семейные страницы воспоминаний Анны Васильевны подробными примечаниями, чтобы образовать ядро "Материалов к истории семьи Сафоновых".

Сердцевина текста - страницы о Колчаке. Готовя их к печати, мы сами для себя открыли этого человека, с его развитым чувством чести и любви к родине, далекого от шкурничества и корысти. Тут важна каждая деталь, размывающая или размалывающая стандартный образ. Но история любви адмирала, может быть, сильнее всего превращает плакатную фигуру в живого человека. В написанных фрагментах ничего не сказано об омском периоде деятельности Колчака, когда он взялся за неподходившую ему роль (Трафальгар бы ему, а не Омск; "Трагедия адмирала Колчака" назвал свою книгу С.П. Мельгунов). Естественно, что и комментарии, коснувшись этой сложной темы, не могли иметь целью ее широкий охват и раскрытие. С другой стороны, грешно было бы не воспользоваться возможностью и не напомнить о несправедливо замалчиваемой военной и научной деятельности Колчака, в частности о его арктических исследованиях.