Милая, обожаемая моя Анна Васильевна - [13]
Не разочаруется ли в нашем герое читатель, жаждущий или целиком принимать его, или полностью отвергать?
x x x
"Милая, обожаемая моя Анна Васильевна..." называется наш сборник. С равным основанием на обложку можно было вынести "Милый Александр Васильевич, далекая любовь моя...", или "Моя любимая химера...", или "Где Вы, радость моя, Александр Васильевич?" и, переставив имена в подзаголовке, выдвинуть на первое место Колчака.
В любом отрывке публикуемых здесь материалов присутствуют оба - где явно, а где в подтексте. Поразительный эффект присутствия другого ощущается как несомненная и постоянная реальность их духовного бытия. Иногда достаточно лишь одного упоминания того или другого места, чтобы достоверно вообразить, как он смотрит ее глазами - и, в сущности, вместе с ней, ведя словесный или молчаливый диалог, - на Большой каньон или древнюю самурайскую камакуру, на звезды над Сингапуром или на минные поля в Северном море под крылом английского военного самолета. Их любовь опоясала земной шар, обняла собою мир, взлетела над ним - подобные слова отнюдь не кажутся здесь неуместными, безвкусными, архаичным "высоким штилем".
Ключ к их сердцам - Шекспир, которого оба читают в дни смут и распрей. Английского драматурга мы тоже можем попытаться прочесть их глазами, перенеся себя в семнадцатый-двадцатый годы: любовь, верность, волшебная сказка, а рядом - кровь, вероломство, отрубленные головы, похитители власти, слепая чернь, звериные инстинкты...
Преображение мира (одушевление, одухотворение его, наполнение светом любви) станет, наверное, главным наследием их на земле - их посмертною судьбой. И может, уже век спустя, когда вспомнят о Колчаке, будут прежде всего говорить об этой любви и лишь затем - в памяти меньшего числа людей всплывет его полярная эпопея, самоотверженная работа на флоте и в последнюю очередь омское "верховное правление".
В этой вводной статье больше места отведено ему, чем ей, но сделано это для нее: верится, она бы одобрила.
Ее арестовывали семь раз. Каждый раз при обыске забирали переписку и, скорее всего, сжигали в конце очередного следствия все или почти все отнятое: в ее следственных делах приобщенных к ним писем нет. Последние фотографии Колчака были у нее отобраны при аресте в 1925 г. Пропали не только письма адмирала, но и письма общих знакомых и друзей. Однако в тюрьмах, лагерях и ссылках сердцевиной мироздания оставалась для нее их любовь, и музыка ее оказалась неистребимой.
Полвека не могу принять,
Ничем нельзя помочь,
И все уходишь ты опять
В ту роковую ночь.
А я осуждена идти,
Пока не минет срок,
И перепутаны пути
Исхоженных дорог.
Но если я еще жива,
Наперекор судьбе,
То только как любовь твоя
И память о тебе.
Она называла его своей химерой. Незадолго до знакомства оба побывали в Париже, разглядывали собор Парижской Богоматери. Не нашла ли она "портретного сходства" Колчака с одной из фантастических фигур, украшающих собор? Или акцент надо сделать на другом значении этого слова - "несбыточная и несуразная мечта", "нелепая фантазия"? В последних письмах Анны Васильевны, когда они перестали быть друг для друга недосягаемыми и окончательно соединили свои судьбы, этого обращения уже нет, но самих последних писем - раз, два, и обчелся. Что-то было еще в этом слове, ведомое только им?
В 1920 г., выйдя из Омского концентрационного лагеря - целого города за колючей проволокой, - где она сидела как "опасный элемент" в здании No 680, Анна Васильевна сделала безуспешную попытку пробраться на вос-ток - в Дальневосточную республику. Что влекло ее? Мечта проехать еще дальше, посетить вновь те места, где любовь их после долгой и дальней разлуки взлетела к вершинам счастья: Иокогама, Токио, Никко?
Что думала она о сыне Колчака и Софье Федоровне Колчак, каких благ желала им в пору своих бедствий? Своею близостью к Колчаку в омский период она воздвигла неодолимую преграду их возможному (одно время) переезду из Севастополя в Омск и тем, кажется, спасла их от гибели: уж их-то чекисты живыми бы не выпустили. Мы догадываемся, что, пока могли, о жизни Колчаков во Франции Анну Васильевну информировали В.В. Романов и А.Н. Апушкин, но ничего конкретного и документального на эту тему у нас нет.
Какой листок ни возьми, о чем ни думай - всюду недоговоренности, загадки, тайны. Впрочем, они все равно оставались бы не в том, так в другом документе, окажись у нас в руках гораздо больше источников.
И это прекрасно!
Художники слова, верится, еще не раз обратятся к этой истории, и хотелось бы, чтобы это прикосновение к их тайне было бережнее и проникновенней, чем получалось до сих пор.
Перед исследователем, обращающимся к материалам об Анне Васильевне и Александре Васильевиче, обнаруживается великое множество манящих тропинок и приотворенных дверей. Мы стремились, насколько возможно, указать их, назвать пароли и дать ключи.
В частности, документальных подтверждений о гонениях ее сохранилось так много, что поневоле думаешь об особой избранности Анны Васильевны неисповедимыми путями - для сохранения памяти о кровавых потопах ХХ века. Ее судьба говорит не только за себя, но и за других, включая тех, от кого не осталось ни бумажки, ни даже имени.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.