Милая, 18 - [120]

Андрей начал приводить в чувство Вольфа, Шимон — Криса. Вольф очнулся первый, узнал товарищей и улыбнулся.

— Послушай, Вольф, оставайся здесь с Крисом, растирай его и себя.

— А вы куда?

— Поднимемся повыше, посмотрим, что творится вокруг. Здесь на крыше уже никого нет — все на улице. Мы вернемся за вами с веревками.

Андрей стал карабкаться по скату наверх, Шимон — за ним; дальше крыша становилась плоской. Они подползли к самому краю, чтобы получше разглядеть Милую. Увидев, что происходит внизу, Андрей стиснул свой ”шмайзер”. Эсэсовцы ”Рейнхардского корпуса” с ручными пулеметами стояли по обеим сторонам улицы и в ее конце, образуя нечто вроде закрытого коридора, куда выталкивали людей, обнаруженных в бункере. Вот швырнули на землю рабби Соломона. Алекс наклонился помочь ему. Вот Сильвия с малышом на руках. Толек, Анна и Эрвин стараются успокоить детей, окруживших Дебору.

— Шнель! — довольный, что поиски наконец увенчались успехом, Кутлер потирает руки. — Быстрее, евреи! Пошевеливайтесь!

— Скорей, Шимон, — Андрей осторожно отполз назад, — за мной!

Вот уже и крыша Милой, 5. Лестница свободна. Сбежали, перепрыгивая через несколько ступенек. Задержались осмотреть двор.

— Пусто.

Стрелой через двор и — в подвал на Милую, 1, оттуда по подземному проходу — к Мурановской площади и оттуда — к перекрестку на Низкой. Сюда медленно двигался живой коридор. Андрей прижался к стене углового дома. Осторожно выглянул. Впереди вышагивает веселый Кутлер и еще с десяток эсэсовцев, за ними — их жертвы, по бокам — еще эсэсовцы, позади — ”соловьи”. Андрей подал знак Шимону, чтобы подошел поближе.

— Кутлер с эсэсовцами идут впереди метров на десять. Пусть пройдут мимо: будем стрелять в них сзади.

— Сколько охраны?

— Примерно сотня.

Он зарядил ”шмайзер”, Шимон взвел курок своего пистолета.

Медленно, как похоронная процессия, продвигались к Ставским воротам на Умшлагплаце те, кого захватили на Милой, 18. Александр Брандель шел с невыразимым достоинством. Его присутствие придавало силы остальным.

Десяток черных мундиров миновали угол Низкой.

Так-так-так! Огонь вырвался из автомата Андрея. Кутлер упал лицом вниз с раздробленным затылком, еще четверо повалились вокруг него.

Так-так-так! Шимон стрелял без промаха, с пронзительными воплями немцы падали на землю.

Андрей вышел на перекресток и направил огонь на конвоиров. Среди них началась паника, они бросились врассыпную.

— Бегите, сволочи! Бегите! — Так-так-так! — Бегите, мерзавцы! — орал Андрей.

Шимон стрелял в ошеломленных немцев спокойно и точно. Толек выхватил спрятанную под рубашкой бомбу, и она полетела в подворотню, где укрылась куча эсэсовцев. Они с воем высыпали оттуда на улицу, стараясь сбить охватившее их пламя.

— Врассыпную! — скомандовал Шимон. — Алекс, Толек, Анна, Все, все! Бегом! Живо!

Всех пленников как ветром сдуло.

— Сволочи! — орал Андрей. — Гады! Смерть негодяям!

Он помчался по Заменгоф, преследуя убегающих конвоиров. Сзади в него летели пули; он остановился и стал стрелять с колена. Вдруг он почувствовал удар. Его закружило, стукнуло головой о стену дома, и он свалился на тротуар. Попытался подняться на ноги, но не смог. В глазах потемнело, и он потерял сознание.

Глава четвертая

— Идиот! — оберфюрер СС Функ бил по щекам штурмбанфюрера Зигхольда Штутце. Австриец дрожал, но вытягивался по стойке смирно.

— Болван! — Функ опять ударил его. Штутце еще больше вытянулся.

— Свинья!

— Герр оберфюрер, — выдохнул Штутце.

— Евреи его вытурили! Одиннадцать эсэсовцев убито! — бац, бац, бац...

— Герр оберфюрер, на нас напали пятьдесят сумасшедших!

— Врешь! Трус! Собрать немедленно офицеров в казарме!

— Слушаюсь, герр оберфюрер! — щелкнул каблуками Штутце. — Хайль Гитлер!

— Убирайся, чтоб глаза мои тебя не видели, гнида.

Штутце ушел.

— Кажется, — сказал Хорст, которого немного позабавила эта сцена, — я обнаружил трещину в мудрой теории беспрекословного подчинения. Я, конечно, согласен, что немецкий народ, как ни один другой, способен превратиться в роботов, но мы все еще подвержены человеческим слабостям. Штутце — трус, Шрекер — дурак, Кениг — вор, а я — ну, я, пожалуй, не стану вдаваться в самоанализ.

Функ не слышал ни слова из того, что говорил Хорст: он был слишком погружен в собственные мысли.

— Весь мир с ума сошел, что ли? — произнес он вслух. — Сначала Рейнхарда Гейдриха убили чешские бандиты, теперь эта история...

— Да, бедный Рейнхард. Нам всем не хватает этого благородного человека, — сказал Хорст.

— Гиммлер просто взбесится, когда узнает, — продолжал говорить Функ, зажигая сигарету. Поднося ее ко рту, он заметил, что ногти у него не в порядке; надо сделать маникюр; грязи он не выносил. — Завтра лично займусь ликвидацией гетто.

— Вы считаете, что это разумно, Альфред?

— Что именно?

— Отправиться завтра в гетто.

Функ оскорбился, решив, что Хорст сомневается в его храбрости. Он же не Штутце!

— Минуточку, — поднял руку Хорст, раньше, чем Функ успел ответить. — Сегодня по милости евреев лопнула еще одна из наших любимых теорий. Евреи сделали открытие, что мы вовсе не сверхчеловеки. Оказывается, если выстрелить в немца, он умрет, как и всякий другой человек. Этот восхитительный вкус крови после трех лет мучений наверняка подвигнет их на новые подвиги.