Миклуха-Маклай - [60]

Недаром память о Миклухе-Маклае стала светлой надеждой папуасов его берега. «Миклуха-Маклай, — свидетельствует этнограф Б. Хаген, работавший впоследствии к Новой Гвинее,— сумел завоевать самое широкое доверие, уважение и даже любовь папуасов. Хорошей памяти, которую оставил по себе первый белый житель залива Астролябия, следует приписать мягкое, дружественное, предупредительное отношение туземцев к позднейшим пришельцам. Мы, преемники Миклухи Маклая, впоследствии воспользовались этим в своих интересах... Ах, если бы мы все взяли в пример поведение этого человека...»

До какой степени простиралась справедливость и честность русского путешественника в отношении туземцев, может показать случай, рассказанный П. А. Кропоткиным» лично знавшим Миклуху-Маклая. «Миклуха-Маклай, — пишет Кропоткин, — поставил себе правилом, которому следовал неуклонно, быть всегда прямым с дикарями и никогда их не обманывать, даже в мелочах, даже для научных целей. Когда он путешествовал по Малайскому архипелагу, к нему на службу поступил туземец, выговоривший, чтобы его никогда не фотографировали: как известно, дикари считают, что вместе с фотографией берется некоторая часть их самих. И вот однажды, когда дикарь крепко спал, Миклухе-Маклаю, собиравшему антропологические материалы, страшно захотелось сфотографировать своего слугу, так как он мог служить типичным представителем своего племени. Дикарь, конечно, никогда бы не узнал про фотографию, но Миклуха-Маклай вспомнил свой уговор и устоял перед искушением. Эта мелкая черта вполне характеризует его. Зато, когда он оставлял Новую Гвинею, дикари взяли с него обещание вернуться. И он выполнил это через несколько лет, хотя был тогда сильно болен. Этот замечательный человек напечатал, однако, лишь самую незначительную часть своих поистине драгоценных наблюдений.

Миклуху-Маклая упрекали в том, что он мало выступал в печати со своими работами, но это не всегда зависело только от него.

После смерти путешественника остался почти готовым к печати первый большой том его сочинений, куда входили дневники его путешествий по Новой Гвинее и островам Меланезии. Отдельные статьи, входившие в него, были переписаны набело по нескольку раз, даже оглавление этого тома было составлено самим Миклухой-Маклаем.

Брат путешественника, Михаил Николаевич, зная, что еще в 1882 году Русское географическое общество заявило, что «приложит все усилия, чтобы при помощи правительства и частных лиц облегчить издание путешествий Н. Н. Миклухи-Маклая», обратился к обществу с запиской. В этой записке он говорил о необходимости в интересах самого общества издать возможно скорее дневники путешественника и все другие его работы, в том числе напечатанные в английских и немецких журналах, переведя их, разумеется, на русский язык.

В ответ на эту записку совет Географического общества постановил «озаботиться приисканием лица, которому бы поручить обработку посмертного издания трудов Н. Н. Миклухи-Маклая».

Однако поиски велись такими темпами, что подходящее лицо было найдено только через десять лет. В 1898 году Географическое общество поручило известному географу Д. Н. Анучину взять на себя обработку трудов Миклухи-Маклая. Д. Н. Анучин с радостью согласился и в короткое время составил план издания. Совет Географического общества, рассмотрев план, предложенный Анучиным, одобрил его, но не предпринимал никаких шагов для получения средств на издание.

Напрасно Д. М. Анучин лично и письменно доказывал совету Географического общества необходимость издания трудов замечательного русского путешественника, рукописи и материалы которого оно приняло на хранение с условием их издания. Он писал, что многие интересующиеся лица, в России и за границей, запрашивают его, когда же, наконец, будут изданы путешествия Миклухи-Маклая. Все было тщетно. Преодолеть бюрократизм «ученого» общества не могли никакие усилия.

Наконец, наступил 1913 год, когда исполнилось двадцать пять лет со дня смерти путешественника. Но даже и эта годовщина не принесла ничего нового в смысле издания трудов Миклухи-Маклая. Тогда Анучин выступил в печати с объяснением, почему до сих пор издание не состоялось, и пессимистически заявлял: «Вообще издание сочинений Миклухи-Маклая едва ли когда состоится, так как весьма сомнительно, чтобы нашлись для этого средства, а главное — лицо достаточно компетентное, которое приняло бы на себя труд разобраться в этой куче тетрадей, записных книжек, заметок и рисунков, приняло бы во внимание все напечатанное Миклухой-Маклаем на русском и иностранных языках, подготовило бы все это к печати... Все это требует времени, кропотливого труда, знаний, охоты, одушевления идеей такого издания, и мало вероятно, чтобы оказался кто-нибудь, готовый приложить все для такого дела».

Сам же Д. Н. Анучин отказывался от дальнейших бесполезных попыток добиться положительных результатов в этом направлении. В обстановке полного равнодушия и тупого бюрократизма оставались лежать под спудом замечательные документы, превосходные труды, которыми по праву могла бы гордиться литература любого народа.