Микеланджело из Мологи - [13]

- Я! Я поеду в Москву! - услышал он уже в сенях пронзительный голос Насти. - Сталин - лучший друг детей! Я расскажу товарищу Сталину про ваши картины. Он обязательно захочет их увидеть!

Примечания.

12. Манеж - высокое деревянное здание в центре города построенное в конце XIX века для гимнастической школы. Вокруг здания был разбит великолепный сквер с прекрасными липовыми и березовыми аллеями. До последних дней Мологи он оставался одним из любимейших мест отдыха горожан. По периметру сквера были проложены концентрические дорожки для пеших прогулок, бега, а также обучения верховой езде и конным упражнениям. Последнее и предопределило название самого здания - Манеж. В средней части Манежа, так называемом амфитеатре, находились кресла для зрителей. Пол амфитеатра мог подниматься и приобретать покатое положение, для лучшего обзора зрителями происходящих на сцене действий. На втором этаже с большими окнами, выходившими на балкон, располагался буфет, а с левой стороны второго этажа над залом выступала раковина для оркестра. Высота зала от пола до потолка составляла более 6 метров. Объем здания - 4361 кубический метр.

Глава пятая

Расширенный пленум горсовета, состоявшийся 4 сентября13), не успокоил, а лишь еще сильнее накалил кипевшие в городе страсти. Последние иллюзии мологжан относительно возможности пересмотра правительственного задания на 1936 год рассыпались в прах. Доводы разума о нереальности разборки, сплава и последующей постановки домов в преддверии надвигающейся зимы, всего за два месяца до замерзания Волги, не смогли пробить твердые лбы членов Мологского горсовета и представителей Волгостроя НКВД.

"Нам выпала честь быть на острие борьбы за укрепление индустриальной мощи Родины. Мы должны не обсуждать реальность или нереальность поставленного правительством задания, а искать пути его наилучшего выполнения!" - такого рода аргументация в ответах властей на просьбы и вопросы мологжан была доминирующей.

Мологжанам вменялось в обязанность самим разбирать свои дома и самим же воздвигать их заново из непросохших после сплава по Волге бревен на новых участках под Рыбинском. Практически на пленуме стало ясно, что около 400 мологских семей - в которых есть и старики, и старушки, и маленькие дети, и беременные женщины, и инвалиды - останутся без крыши над головой или будут жить зимой 1936/1937 года в сырых, недостроенных, продуваемых всеми ветрами домах.

В небольшом городе, где каждый житель либо лично, либо понаслышке знал всех соседей на несколько кварталов вокруг, существовали свои нормы взаимоотношений между людьми, отличные от тех, к которым привыкли мы, жители современных больших городов. Среди мологжан не было принято делиться на "чужих" и "своих . Все, кому доводилось бывать в Мологе, неизменно отмечали добрый, приветливый нрав ее жителей, доверчивость, чуткость к чужой беде, готовность помочь нуждающимся. Возможно, это происходило вследствие общей не в пример безбожникам рыбинцам - богомольности мологжан. Возможно, виноват чистый сухой воздух Междуречья, настоянный на ароматах лесов и луговых трав. А может, созданная в гармонии с природой архитектура города благотворно влияла на психику людей? Так или иначе, несмотря на то, что большая часть жителей оставалась до весны в городе, в своих домах - т.е. люди могли не думать о том, как выжить в предстоящую зиму, - мологжане не просто выражали сочувствие первому потоку вынужденных переселенцев, но и стремились помочь им в меру своих сил. Горе и боль людей, изгоняемых из города в преддверии зимы, стали общими болью и горем. Соседи приходили поплакаться друг к другу, попрощаться. В церквях прихожане молились за то, чтобы Бог не оставил своих чад в годину тяжких испытаний. Вместе с первыми переселенцами каждый из горожан ощущал за своей спиной леденящее дыхание захлестывающей Мологу трагедии.

Но как же так?

Не может такого быть, чтобы у нас, в самой свободной, самой справедливой стране с людьми обращались, как с собаками!

Неужели ничего нельзя поделать?

Нет, этого нельзя допустить! У нас есть вожди в Москве. У нас есть Сталин! Он не даст в обиду простых людей!

Уже через день после пленума мологскую почту наводнили горы писем в газеты, прокуратуру, различные переселенческие комиссии, Оргкомитет ВЦИК, председателю горсовета...

Люди писали о произволе оценщиков, многократно занижавших реальную стоимость домов и бракующих, как не годные к переносу, еще вполне крепкие строения. О том, что полученной компенсации не хватает даже на то, чтобы, переехав семьей в другой город, снимать там комнатку или угол для жилья. Просили отложить переселение до весны - тогда за лето можно просушить намокшие после сплава бревна и худо-бедно поставить дом на выделенном властями участке. Жаловались на отсутствие помощи со стороны Горсовета, обещавшего найти строителей, но забывшего о своих обещаниях - а как больным людям или женщинам с детьми справиться без посторонней помощи с переносом дома? Умоляли не выселять в неизвестность матерей или близких родственников, подождать до какого- то срока. Хлопотали о судьбе одиноких стариков и старух, проживавших на затопляемой территории за пределами города и не умевшими хлопотать за себя14).