Микаэл Налбандян - [11]

Про это и про многое другое говаривали люди на базаре или в цирюльне Ованеса, куда обычно собирались мужчины побриться, поставить пиявок или пустить кровь.

И это уже кое-что значило. Не забывать означает постоянную готовность выступить против очередной несправедливости. Однако многое ли могло дать это «не забывать» в условиях столь характерной для бедных и несчастных нахичеванцев покорной безнадежности?

Габриэл Патканян ненавидел именно эту молчаливую безнадежность, пользуясь которой богатеи Армянского округа и сами творили беззакония, и содействовали тому, что власти игнорировали права и привилегии, некогда дарованные армянам.

Взять хотя бы историю с подушной податью.

Несколько лет назад правительство разработало новую налоговую систему, автоматически распространенную и на армян. Сначала в столицу были посланы жалобы, которые, разумеется, остались без ответа. Отцы города тем не менее решили собрать налоги и хранить их в городской казне до тех пор, пока из столицы не придет какой-нибудь ответ.

В виде благодеяния богатые горожане уплатили подати за неимущих… Ведь в Армянском округе не забылся еще обычай в трудную минуту приходить друг другу на помощь. Да и что тут такого?.. Подумаешь, отработает должник в течение года какое-то время в загородных поместьях своих добродетелей, вот и выразит таким образом свою признательность… Слава богу, в конце концов, не на чужих же будут вкалывать — одна община, те же армяне! Однако год от году «какое-то время» бесплатной работы все увеличивалось, так как год от году все увеличивалась и сумма уплаченных богатыми за бедных податей.

Шли годы, а ответа на жалобы из столицы все не было. Это, однако, не мешало отцам города аккуратным образом взимать подать, к чему нахичеванцы стали уже привыкать. К своему новому положению постепенно привыкли и бедняки.

И понятно поэтому, что накопившиеся в казне огромные суммы лишали сна даже самых богатых. Сколько можно ждать ответа из столицы? И вообще, зачем ждать, если в общине все уже привыкли к подушной подати?

А когда распространились слухи, что граф Михаил Воронцов[13] выехал для объезда и осмотра находившихся в его ведении городов Новой России, нахичеванская денежная знать решила воспользоваться удобным моментом. Они решили подобострастно и всеподданнейше просить графа, дабы тот, приняв подати из городской казны, доставил их в государственную.

Габриэл Патканян, этот несгибаемый борец за справедливость, угадал этот план и решил, в свою очередь, воспользоваться приездом графа.

На отсутствие авторитета этот «умный и красноречивый священник» никогда не жаловался. Благодаря своему авторитету и доверию, которое питал к нему народ, Патканяну удалось организовать горожан для осуществления своего смелого плана. Верными помощниками отца Габриэла стали также его питомцы.

Граф Михаил Воронцов был уже в Ростове-на-Дону. А когда стал известен день его приезда в Нахичевап, события начали развиваться в двух противоположных направлениях.

…Площадь перед церковью Сурб Лусаворич была забита народом. Когда в дальнем конце улицы показалась свита графа, Габриэл Патканян в ризах и с крестом в руках выступил во главе небольшой группы духовенства ему навстречу.

Арутюн Халибян предпринял последнюю отчаянную попытку. Степан, его верный слуга, руками которого были совершены многочисленные злодеяния, кинулся к карете графа. Схватив коней под уздцы, он попытался повернуть их в сторону дома городского головы. Эта попытка могла бы увенчаться успехом, если б нахичеванцы, якобы приветствуя графа, тоже не кинулись вперед и не помешали подручному Халибяна.

Взволнованный такой восторженной всенародной встречей, граф даже не заметил этого инцидента, и его карета продолжала ехать прямо к церкви.

Увидев разряженное духовенство и идущего ему навстречу священника, граф согласно обычаю вышел из кареты, поцеловал крест и вошел в церковь.

Не теряя времени, Габриэл Патканян зачитал заранее составленное прошение об отмене подушной подати, передал его лично в руки графу и опустился на колени. Примеру отца Габриэла последовал собравшийся в церкви народ.

«Граф Михаил Воронцов, — пишет Очевидец, — нагнулся, обеими руками поднял за плечи священника Габриэла, а затем пообещал отправиться отсюда прямо в Петербург и не возвращаться до тех пор, пока не добьется отмены подушной подати и не восстановит данных армянам привилегий».

…Так проходили юные годы Микаэла — в водовороте малых и больших городских интриг. Интриг «сильных мира сего» Нахичевана, среди которых ему приходилось отличать правого от виновного еще вслепую. Придет время, и очень скоро он научится это делать, неизбежно придет к социальным и политическим оценкам и проблемам.

Но и сейчас годы не проходили бесследно, каждый из них был для него не временем беззаботного и безоблачного детства, а порой испытаний и возмужания.

Мастер Казар тоже смирился с тем, что сын его по примеру учителя избрал себе духовное поприще. Остальные его родные и неродные дети в той или иной степени делали уже свои первые шаги в области торговли. Из Микаэла же — прямого, честного и доброго Микаэла — никогда не выйдет купеческого приказчика. В этом мастер Казар уже не сомневался.