Михаил Тверской - [49]

Странница

На уже известной читателю миниатюре Хроники Георгия Амартола рядом с изображением князя Михаила представлен и образ матери святого — княгини Ксении Юрьевны. Но если оригинальные черты лица Михаила сохранились довольно чётко, то образ Ксении состоит из одного очертания женской фигуры с покрытой головой и молитвенно воздетыми руками. Всё прочее стёрто временем и прикосновением множества рук читателей книги. Именно такой — в виде лёгкого контура — и осталась княгиня Ксения Тверская в русской истории.

Любая биография начинается рождением и продолжается наречением имени. Само происхождение имени тверской княгини говорило о многом. Среди краткого перечня латинских и греческих женских имён, начинающихся на букву «к», единственное более или менее обрусевшее — Ксения. В переводе с греческого оно означает «иностранка», «странница». Действительно, в пространстве русского языка это имя звучит как-то странно, чуждо.

Известна давняя склонность русского народа переиначивать на свой лад иностранные слова вообще и иностранные имена — в частности. На Руси Георгий стал Егором, Константин — Стянтином, Елевферий — Алфером и т. д. В разговорном русском языке по-гречески суховатое имя Ксения произносили с вольным разгулом гласных — Аксинья или Оксинья (10, 445). В церковных текстах можно найти и такие формы, как Ауксинья, Еуксинья (145, 171).

Среди десятков женских имён княгинь и княжон дома Рюриковичей наша Ксения — едва ли не единственная. Кроме неё это имя носила только жена ярославского удельного князя Василия Всеволодовича.

Это неприятие русской знатью имени Ксения во многом объяснялось его значением. Иностранка, странница — и тот и другой смысл подразумевал некое одиночество, необычное положение среди людей. Житие святой Ксении, жившей в V веке, рассказывает о том, что во имя служения Богу Евсевия — так назвали святую при рождении — с юности отказалась от радостей семейной жизни. Единственная дочь римского сенатора, она бежала из дома и в сопровождении двух служанок отправилась странствовать в Египет. Скрываясь от искавших её родителей, она сменила имя и стала называть себя Странницей — Ксенией. Перебравшись в Малую Азию, Ксения построила в окрестностях Милета церковь во имя святого Стефана, а позднее основала женский монастырь, став его настоятельницей. Её постоянными занятиями были щедрая благотворительность и подвиги благочестия.

Житие святой Ксении служило для княгини Ксении Юрьевны богатой пищей для размышлений. Ранняя кончина мужа и постоянный страх за жизнь единственного сына, смерти которого желали весьма и весьма многие влиятельные люди той поры, превратили её жизнь в непрерывное молитвенное стояние. Она каялась и постилась, строила часовни и храмы, заботилась о нищих и бездомных — словом, стала не только горячо верующей, но и деятельной христианкой. И этой деятельной вере она учила своего сына Михаила.

Плоды воспитания

«Всякое дерево познаётся по плоду своему» (Лк. 6:44).

Рассказ очевидца о гибели Михаила Тверского в Орде (Повесть о Михаиле Тверском) свидетельствует о глубокой религиозности князя-мученика. Это — главный из плодов того воспитания, которое дала сыну княгиня Ксения.

Приведём выдержки из Повести по версии Софийской Первой летописи старшего извода — по мнению исследователей, одной из наиболее близких к утраченному оригиналу произведения (83, 128).

Михаил «роди же ся воистину от блаженныя и преподобный матери великия княгини Оксиньи, его же святая та и премудрая мати въспита в страсе Господни и научи святым книгам и всякой премудрости» (14, 376).

Князь с детства имел привычку перед сном молиться и петь псалмы: «Преподобный же благоверный князь великии Михаило, яко имяше изъмлада, никако же изменяше правила своего, в нощь убо пояше псалмы Давдовы» (14, 385).

Он умел читать и писать. Предчувствуя роковой исход своей поездки в Орду, Михаил отпустил провожавших его до Владимира сыновей, «дав им ряд, написав грамоту, разделив им вотчину свою» (14, 383). В последние часы жизни он «не престающе поя псалтырь, а один отрок его седяше перед ним, прекладая листы» (14, 386).

Все эти достоинства Михаила — лишь обрамление его главной добродетели — готовности следовать евангельскому требованию самопожертвования «за ближних своих». Выступая из Твери против русско-татарского войска Юрия Московского, Михаил подвергает себя не только опасности поражения в битве с сильным противником, но и опасности ханского гнева за сражение с татарами. Объясняя своё решение тверским воинам, князь вспоминает евангельские императивы:

«Братия, слышите, что глаголеть Господь в еуангелии: “Иже аще кто положить душу свою на другы своя, то велик наречётся в царствии небесном”. Нам же ныне не за один друг или за два положити душа своя, но за тол ко народа, в полону суща, а инии изьбьени суть, а жёны их и дщери осквернени суть от поганых. И ныне, аже за толко народа положим душа своя, да вменится нам слово Господне въ спасение» (14, 379).

Помимо глубокой религиозности княгиня Ксения научила сына и некоторым житейским добродетелям. Михаил воздерживался от пьянства и похоти, «тем и любим бе материю своею преподобною Оксиниею, беше бо послушлив въ всем матери своей» (20, 36).