Михаил Ходорковский. Узник тишины: История про то, как человеку в России стать свободным и что ему за это будет - [4]

Звонили с радиостанции «Эхо Москвы», звонили с телеканала НТВ, звонили какие-то западные репортеры. Говорили, будто когда Ходорковского арестовывали в Новосибирске, он споткнулся, конвоиры приняли это его резкое движение за попытку побега, ударили его прикладом по голове и пробили ему голову. Антон не знал, правда ли это. Или слух? Всем Антон повторял скудную свою информацию про людей в куртках с надписью «ФСБ».

Адвокат почти уже стоял в дверях, когда телефон зазвонил снова, и на панели высветились слова: «МБХ мобильный». МБХ — это, разумеется, Михаил Борисович Ходорковский.

У Михаила Ходорковского была смешная манера.

Он звонил людям, да вот хоть бы и своему адвокату Антону Дрелю, и говорил: «Здравствуйте, Антон, это Ходорковский, у вас есть сейчас возможность со мной поговорить?» Антона всегда эта манера очень забавляла, потому что вот звонит тебе олигарх со всеми своими, если верить журналу «Форбс», миллиардами, и спрашивает: «У вас есть сейчас возможность со мной поговорить?» Антон подумал: «Ничего себе, вся Москва его ищет, все информационные агентства на ушах, интернет кипит — арест, арест, арест, — полстраны в истерике, а он звонит себе преспокойно по мобильному телефону».

— Алло, — сказал адвокат Антон Дрель.

— Здравствуйте, Антон, — голос был спокойный. — Это Ходорковский. У вас есть сейчас возможность со мной поговорить?

— Еще бы! Вас ведь, кажется, арестовали.

— Меня доставили в генпрокуратуру в Москву, вы не могли бы подъехать?

— А-а-а… — адвокат хотел задать какой-то важный вопрос, но не знал какой.

— Ну, если можете, подъезжайте.

— А как меня пустят? — пришедший наконец в голову вопрос оказался детским.

— Подъезжайте, — голос Ходорковского усмехнулся в трубке. — Вас пропустят внизу. Только возьмите свои адвокатские документы.

Антон Дрель сменил джинсы и свитер на пиджак и галстук, и поехал в Технический переулок, в прокуратуру. Его действительно пропустили внутрь без всяких вопросов. Он шел по коридору и видел, что кабинет следователя Каримова, лично курировавшего дело Лебедева, открыт, то есть начальство на работе, несмотря на субботний день. Когда Антон поравнялся с кабинетом прокурора, Каримов изнутри притворил дверь, как бы умывая руки и давая понять, что не имеет отношения к допросу, который производит в этом же здании подчиненный ему следователь. Или просто не хотел разговаривать?

В кабинете следователя сидели собственно следователь и Михаил Ходорковский. Они болтали о погоде.

О том, что вот в Москве выпал снег этой ночью, а в Саратове двумя днями раньше, и Ходорковский рассказывал, что снегопад был силен, и из-за снегопада даже закрывали аэропорты. Ходорковский курил. Он начал курить за несколько месяцев до ареста и будет курить еще несколько месяцев в тюрьме, а потом бросит.

— Тут меня допрашивали, Антон, — сказал Ходорковский, едва только Дрель вошел и поздоровался. — Давайте будем протокол допроса подписывать.

— А жалобы заявлять разве мы никакие не будем? спросил адвокат.

— Да ладно, не заморачивайтесь. Какие жалобы?

На кого? На следователя? — Ходорковский кивнул головой в сторону следователя. — Люди делают свою работу. Им приказали, они расследуют. Какие к людям-то претензии?

Антон Дрель говорит, что адвокат не имеет права спорить с клиентом. Адвокат может спорить с клиентом только в том случае, если клиент хочет дать показания против себя, и показания эти могут привести клиента к смертной казни. На самом деле, жалоб можно было заявить сразу несколько, и главное — можно было заявить жалобу на сам факт задержания Михаила Ходорковского.

— Да ладно, не заморачивайтесь, — сказал Ходорковский.

Эта его фраза не вела к смертной казни, и адвокат решил не спорить с клиентом. Они стали подписывать протокол допроса, а когда протокол был подписан, следователь вручил Ходорковскому повестку. В повестке значилось, что через полтора часа Ходорковский Михаил Борисович должен явиться в кабинет такой-то, и там ему будет предъявлено обвинение. Теоретически по закону на полтора часа Ходорковский был свободен.

По закону он мог сейчас встать и выйти из прокуратуры на улицу, созвать пресс-конференцию прямо хоть в скверике напротив, обратиться к городу и миру, попить чаю в кафе, повидаться с женой, бежать, наконец.

Практически адвокат и его клиент понимали, разумеется, что им не позволят покинуть здание. Но адвокат все равно уточнил: — Так мой клиент свободен? Мы на полтора часа можем пойти погулять?

Следователь побледнел.

— Вы же никуда не пойдете? — спросил следователь, испуганно глядя Ходорковскому в глаза и представляя себе, вероятно, что если этот человек встанет сейчас и попытается выйти вон, то придется ведь как-то его останавливать силой, а после применения силы не избежать адвокатских жалоб, либерального воя в прессе и выговора от начальства. — Вы же никуда не пойдете?

— Конечно, не пойдем, — улыбнулся Ходорковский. Антон шутит.

Почти полтора часа они прогуливались по коридору прокуратуры. Вероятно, за ними следили. Но у Антона в кармане поминутно звонил не отобранный на входе мобильный телефон, и разные журналисты спрашивали, что с Ходорковским. И Дрель рассказывал, что клиент его задержан, и что через час ему будет предъявлено обвинение, и разъяснял, что «задержан» не значит «арестован», потому что санкцию на арест дает суд, и, видимо, когда будет предъявлено обвинение, Ходорковского повезут в Басманный суд, который выберет меру пресечения. Теоретически законно было сказать всем этим журналистам, что вот он Ходорковский рядом, и передать Ходорковскому трубку, и тот мог бы делать заявления для прессы. Можно было хотя бы попробовать. Никакой закон там, в коридоре прокуратуры, не запрещал Ходорковскому давать интервью по телефону. Но они не попробовали.