Михаил Булгаков. Морфий. Женщины. Любовь - [67]

Начало мая. Во Владикавказе расцветает весна. Тепло. Деревья оживают после зимней стужи, покрываясь нежной зеленой листвой. Тася садится на скамейку в Александровском сквере. Рядом усаживается высокий стройный осетин и бросает на нее пламенные взгляды. По выправке – бывший белый офицер. Он уже несколько дней буквально преследует Тасю на улицах, на базаре, караулит у ее дома. Она хмуро и осуждающе смотрит на него, видя, что он хочет заговорить с нею. Он не решается. В душе Тася не против поговорить, чтобы отвести душу. Но она – ангел Миши, в любом случае, как бы он ни вел себя. Они повенчаны и не расходились. Она не жалеет, что поклялась быть его ангелом. Видимо, вообще трудно быть ангелом, тем более такого увлекающегося и интересного мужчины, как Миша. Лучше не думать о его Лариной. У нее по-детски наивные красивые глаза, чувственные руки, она привлекательна своеобразной мальчишеской угловатостью…

Внезапно Тася резко поднимается со скамейки. Она покажет Мише, что в трудные моменты тоже способна на эмоциональный взрыв. Она не собирается устраивать скандал, сцены ревности, а садится за письменный стол. Ее заметка через три дня появляется в газете «Коммунист». Заметка не столь иронична, как Мишина статья, но основана на факте и весьма парадоксальна: «На днях в советских учреждениях раздавался табак. Получили его только работники-мужчины, а работницы-женщины были лишены этого права. А разве женщина не несет одни с мужчиной повинности и ответственность? Советская власть старается сделать все, чтобы женщина чувствовала себя равноправной с мужчиной всюду – от фабрики до театральных подмостков, а кто-то пытается лишить ее этих прав, вернуть к старому униженному положению, мол, то, что позволено мужику, не позволено бабе. Таким мужчинам не должно быть дано право решать проблемы, связанные с мужчинами и женщинами, им не должно быть места в советских учреждениях».

Тася купила пять номеров газеты со своей заметкой и разбросала их по комнате. Миша натолкнулся на одну из них, раскрыл, быстро нашел Тасину заметку, хотя она была без подписи, и удивленно посмотрел на жену:

– Тася, ты же не куришь?!

– Да! Ангелы не курят! – с сожалением вымолвила она. – Но тоже умеют писать, как видишь. Не совсем бесталанны. Что у тебя новенького?

– Ничего особенного, – вздохнул Миша. – Вокс разразился рецензией по поводу «Парижских коммунаров» и впервые не разнес в пух и прах. Даже похвалил актрису, играющую Жака Шоннара. Но пьеса слишком громоздка для сцены нашего театра. Отыграем еще два-три спектакля, и все. Ларину пригласил Пятигорский театр. Она с мужем уезжает туда через месяц.

– А ты?

– Что я?! – вздрогнул Михаил. – Я остаюсь со своим ангелом.

Он подошел к Тасе, обнял ее за плечи и грустно посмотрел ей в глаза, словно искал у нее сочувствия. Тася едва не разревелась, но сдержалась. Свою судьбу она выбрала сама… Завтра она понесет ювелиру последнее кольцо из свадебных подарков.

Михаил знает об этом и на днях начинает писать пьесу из жизни ингушей с бывшим присяжным поверенным Пензуллаевым. Добрый, полноватый мужчина, детство провел в ауле. Миша придумает сюжет, а Пензуллаев насытит его местным колоритом. В пьесе будет говориться о старых обычаях, от которых надо отрешаться, о таких, как кровная месть, калым… Значит, Тася не зря собирала национальные обычаи для Миши. Она могла бы быть ему более полезной в работе, если бы он захотел…

Тася знает, что Миша пишет революционную пьесу под названием «Сыновья муллы», но уверяет ее, что развязка будет отнюдь не революционная.

Шуму в городе наделали выборы меньшевика Васильева в Совдеп. На собрании профессиональных союзов он в своей речи назвал большевиков лгунами и политическими мошенниками. Говоря о предположительном мирном соглашении с Эстонией, Васильев подчеркнул, что оно обойдется русскому народу в 15 миллионов золотых плюс эксплуатация дорог плюс бесплатная концессия леса в Олонецком крае. При невероятном гвалте и шуме он рассказал о том, что снятие английской блокады тоже будет недешево стоить русскому народу, а именно пяти концессий на разработку леса в Архангельском крае. Обстановка накалилась настолько, что большевикам пришлось сорвать собрание при помощи вызванной военной силы. Но все-таки большинство поверило Васильеву, и его выбрали в Совдеп. Михаил внутренне торжествовал:

– В этой стране остались умные и честные люди. Их будут уничтожать, но всех не пересажать в лагеря и тюрьмы. Когда-нибудь рассеется страх, и эти люди вернут страну на цивилизованный демократический путь. «Жаль только, жить в эту пору прекрасную…» Впрочем, ты можешь дождаться ее, Тася. Ты – ангел. А сколько живут ангелы? Один Бог знает.

– Но не забудь, Миша, что я земной ангел… Что, помимо своих ангельских дел, живу и страдаю, как и другие люди… Иди к Пензуллаеву. Он ждет тебя. Присяжные поверенные любят точность. Для них это признак надежности человека и мера его уважения к ним. Впрочем, это свойственно не только присяжным поверенным…

– …но и ангелам, – добавил Михаил полушутливо и полугрустно.

Конец мая 1921 года. По-летнему теплый вечер. Со всех сторон к зданию 1-го Советского театра Владикавказа направляются потоки людей. На небольшой площади перед зданием театра установлен трехметровый цветной плакат. На нем горец в черкеске и папахе в поднятой руке сжимает маузер. Афиша возвещает: «Смотрите новую пьесу в 3 актах из жизни ингушей «Сыновья муллы». Авторы на афише не указаны, но, как потом писал Булгаков, ее создавали трое: он, кумык Пензуллаев и голодуха. Потом Михаил Афанасьевич просил сестру уничтожить его первые пьесы как слабые, несовершенные, хотя шли они, по его выражению, «с треском успеха».