Михаил Булгаков. Морфий. Женщины. Любовь - [61]

).

Миша и Тася пили араку из фужеров, которые принес им на подносе хозяин – перс. Шутили, как и в прежние времена.

– Я думал, что в Киеве больше всего садов на свете, – улыбнулся Миша, – во Владикавказе их не меньше. И цепочка гор, как ожерелье, окружает город. Непривычные для нашего глаза ущелья. Природа здесь дивная!

– Но учти, я уже пьяна, – сказала заплетающимся языком Тася, – тебе придется тащить меня домой на себе. Смотри, не урони меня в ущелье. Костей не соберешь!

– Ты нужна мне целая и невредимая, – улыбнулся Миша, и они поцеловались прямо за столиком, потянувшись друг к другу.

Новая газета, начавшая выходить при большевиках, называлась «Коммунист». Она трижды и очень серьезно привлекла внимание Михаила и Таси. В городе было известно, что в пограничном районе, в аулах и горных ущельях скрываются небольшие соединения добровольцев, по разным причинам не покинувших Россию. Они не занимались ни грабежом, ни бандитизмом, лишь добывая себе продукты для пропитания. И у Миши, и у Таси почти одновременно мелькнула мысль о том, не находятся ли среди них Николка и Ваня, о судьбе которых молодым Булгаковым было неизвестно. Поэтому они серьезно вникали в напечатанное в газете «Воззвание ко всем скрывающимся от советской власти». Воззвание печаталось в трех номерах газеты. Последний раз оно звучало так:

...

«В радостный торжественный час зарождения Горской Советской Социалистической республики мы готовы предать забвению Ваши заблуждения, Ваши прошлые грехи, Ваше участие в борьбе с Рабоче-Крестьянской властью, даже Вашу службу в Добровольческой армии, независимо от занимаемых должностей.

Мы протягиваем Вам руку примирения, приглашаем вернуться в свои города и селения и честным трудом загладить свои ошибки. Всем возвратившимся до 20 июня сего 1921 года, сдавшим оружие и зарегистрировавшимся в Особом отделе Десятой Армии или его отделениях, обеспечивается полная неприкосновенность и безопасность. Возвращайтесь спокойно.

Комиссар юстиции Начальник Особого отделаГорской СоциалистическойВсероссийской республики и председательЧрезвычайной комиссииГорчека при Десятой Красной АрмииСтанский, Пиников».

Прочтя воззвание, Михаил и Тася переглянулись, и она поняла, что муж все-таки надеется на возвращение хотя бы одного из братьев. Шансов мало, но надежда покидает человека последней. «А вдруг вернется Ваня? Вот-то будет радость, счастье…» – подумала Тася.

– А мне кажется, что это «Воззвание» своеобразная ловушка для бывших добровольцев. Они опасны, находясь в другой стране, где могут объединиться и двинуться в поход против большевиков, а здесь будут зарегистрированы, и боюсь, им никогда не простят служение Деникину. Рано или поздно… К тому же Николка никогда не изменит себе, никогда не покинет эскадрон Белой армии, которой присягал, – уверенно произнес Михаил.

Позднее, роясь в архивах ЧК Владикавказа, я нашел приказ командарма Фрунзе о зачислении в 1923 году двух бывших поручиков-добровольцев в Красную армию, одного – лейтенантом, другого – капитаном. Это были остатки архива, увезенного немцами в Германию. Любопытной была жалоба одного из жителей Владикавказа на военного начальника, угнавшего у него телегу с двумя лошадьми и соорудившего из них тачанку. При первой же чистке в армии бывшие офицеры-деникинцы, несомненно, были расстреляны. Возможно, эти несчастные были из тех, кто поверил напечатанному в газете «Воззванию».

Тем не менее Михаилу не хотелось расставаться даже с иллюзорной надеждой вскоре увидеть братьев.

– Время есть. Подождем… – вздохнул он. И Тася вскоре, 14 мая 1921 года, убедилась, что Михаил был прав. Следующее обращение к белогвардейцам носило более жесткий характер, и статья называлась «О бандитизме»: «Многие из участников белогвардейской авантюры остались в горах и лесах, где до настоящего времени влачат жалкое существование, потеряли образ человеческий. Такое положение заставляет их совершать налеты на окрестные селения, транспорты и склады для изыскания продовольствия. Белые будут прощены, если они сложат оружие, выдадут главарей и захотят работать».

– Мои братья – не мародеры, – сурово вымолвил Михаил. – Это не они орудуют под Владикавказом.

И Тася согласно кивнула. Больше они к этой теме не возвращались.

Скрашивают жизнь Таси артисты, приезжающие на гастроли во Владикавказ: Варламов, Давыдов, Адельгейм, Южин, Орлов, Плевицкая, Губерман… В антрепризе Сагайдачного постоянно играют в городе Поль, Виктор Хенкин, Любченко… Фильмы идут в четырех кинотеатрах: «Пате», «Ричи», «Гигант», «Модерн».

– Жаль, что ты не стала актрисой, – говорит Михаил Тасе, – в тебе сидит робость гимназистки, тебе не хватает раскованности… Выходные роли – это привыкание к сцене. А по уму, по способностям, по эмоциональности ты вполне могла бы осилить эту интересную профессию, но, увы, не сейчас, когда известные артисты голодают. А годы летят… И вообще иногда трудно разобраться в себе, в своих привязанностях… – вздыхает Миша.

– Ты выбрал литературу и станешь отличным писателем, я уверена в этом, – говорит Тася.

Миша краснеет, но соглашается с нею.

– Слезкин обо мне сказал, что я пишу на скверной бумаге, скверным пером. Но он чувствует, что я набираю творческую силу. Если бы он не взял меня на работу в Подотдел искусств… Не знаю, что было бы со мною.