Мифы и легенды народов мира. Том 9. Народы России - [79]

После того, говорят, был чудной дождь. С небес падали на землю живые лягушки, раки, рыба всякая: мелочь там, и сомы, и стерлядь сурская. Люди ходили под струями ливня и мешками собирали живую рыбу и раков. Потом все лето Пурьгине в небе и не показывался, прятался в густых тучах.

А на земле настала великая засуха. Не было дождей, обмелели реки и озера, высохли ручьи и колодцы. Увяли травы и цветы, сгорели хлеба. Плакали–плакали люди, пожаловались Нишке пазу:

— Что это ты, наш великий покровитель, разгневался на нас, лишил воды?

— Как? — удивился Нишке. — Почему нет воды? Где Ведява?

— Нет ее на земле, Пурьгине утащил в небо.

Оставил на время Нишке землю, взвился в небо к Вере пазу и сказал ему:

— На земле засуха, голод, умирают люди, дохнет скот, травы и цветы сгорели, на земле не стало воды! А все потому, что Пурьгине Ведяву на небо утащил.

Вере паз ничего не знал о делах земных, полностью доверился Пурьгине и царствовал, лежа на боку. Тотчас же повелел он непослушному сыну вернуть Ведяву на землю и все хорошенько полить дождем.

Не хотелось Пурьгине расставаться с красивой Ведявой, но перечить отцу он не посмел: чего доброго — золотую колесницу отнимет. Разразился он ливнями и возвратил с ними на землю Ведяву.

Прошло время, и у Ведявы родилась дочь, которую она назвала Макразь.

Шли дни, годы, Макразь росла, расцветала, стала красавицей несказанной, умницей, все понимала, только одно было горе: говорила слишком тихо — как рыба, рот разевает, а не слышно, о чем говорит, — чтобы услышать ее, нужен был тонкий слух.

Пришла золотая пора и для Макрази, весна ее — молодость. Она стала стройной девушкой и с тоской посматривала в сторону села, где с утра до вечера работают люди, бегают девушки и парни. По ночам она стала выходить из воды. Как мать, садилась на белый камень, распускала свои косы и расчесывала волосы золотым гребнем. Иногда уходила в глухой лес и слушала песни деревьев.

Однажды вечером сельские парни и девушки пришли водить хороводы к реке. Макразь бесшумно вышла из воды, спряталась за березами и смотрела на праздник молодых. И тут от хоровода отделился высокий кудрявый парень и подошел к ней. У Макрази голова закружилась: таким красивым показался он ей.

Юноша склонился к земле, сорвал красный цветок и протянул его Макрази.

— Здравствуй, девица–красавица. Что стоишь в одиночестве? Идем с нами хороводы водить.

Макразь улыбнулась ему, смутилась, убежала в прибрежные кусты и бесшумно исчезла в реке. Юноша ходил по берегу, искал ее, думал: «Вот чудо! Как в воду канула».

— Может, привиделось? А? Такая красавица, будто сам Нишке паз создал ее, как цветок счастья.

После этой встречи Макразь вовсе лишилась покоя. Все ночи проводила на берегу, ходила по лесу, все надеялась, что парень придет и опять подарит ей красный цветок.

Парень тоже думал о ней и вот снова пришел к омуту.

Тут они и встретились во второй раз.

— Здравствуй, душа–девица, красота ненаглядная. Пойдем на луг зеленый, там цветов много, там мятой и цяпором[196] пахнет.

Он протянул руку девушке, и она послушно пошла с ним. До самой зари гуляли они по лесным тропинкам, по бархатным лугам. Парень рассказал ей, что он единственный сын старейшины села Вечкузы. А село это за Давол–горой, на берегу тихой речки. Зовут его Дуваром.

Макразь кивала, подтверждая, что она все понимает, иногда произносила слово, как умела: тихо, почти шепотом. Парень плохо понимал ее, зато он хорошо видел красоту Макрази.

На следующий вечер Дувар опять пришел к омуту. Макразь ждала его, и они, взявшись за руки, опять ушли в лес. Так продолжалось недолго. Дувару хотелось, чтобы девушка разговаривала с ним и пела ему песни. И тогда Дувар сказал:

— Макразь, я не могу целыми ночами говорить с тобою и в ответ слышать шепот. Мне нужно, чтобы ты говорила, чтобы пела мне песни о великой любви. Я приду снова, когда услышу твою песню.

— Песни любви не слушают, — прошептала Макразь, — ее сердцем чувствуют.

Не расслышал ее слов Дувар. Не простившись, быстро зашагал к Давол–горе.

Макразь прыгнула в омут, темные круги побежали по воде. Взволновалась Сура, подули озерные ветры.

Целый день проплакала Макразь в своей светелке. Мать ее, Ведява, обо всем знала, но не докучала ей. Только наставляла, мол, не надо давать сердцу воли, можно любить, но не сгорать в огне. По–своему она была права, ведь она была владычицей холодной воды, и сердце у нее было холодное.

Вечером Макразь опять вышла на берег ждать Дувара. Она не верила, что он не придет. Но проходил час за часом, уже меркли и гасли звезды на синем небе, а Дувара все не было.

Когда румяная зорька повесила на краешке неба свою красную фату, услышала Макразь песню. Песня звучала издали, плыла над Сурой, над прибрежными лесами, песня завораживала. Застыла Макразь на месте. А песня все звенела и приближалась к ней.

Подошли к омуту парень с девушкой. Парень высокий, красивый, а девушка и росточком мала, и лицом неказиста. Они встали у дерева, и Макразь слышала, как парень сыпал упреки девушке:

— Поешь ты, Дана, что соловушка. Приятно с тобою быть, сладко тебя слушать, но ходить с тобой можно только темной ночью, чтобы не видеть лица. Мне хочется выйти с тобою в люди, да боюсь осмеют меня.