Мифы и легенды народов мира. т.3. Древний Египет и Месопотамия - [80]

Ведь не гора обвалилась, это рухнул Хумбаба.

Кедров хранитель могучий отныне нам не опасен.

Сбросим мы тело Хумбабы птицам и псам на съеденье.

И снова шагали они и вновь на привал становились.

Хлеба съедали ломоть. Энкиду вырыл колодец.

К краю его Гильгамеш подошел и бросил щепотку

Взятой из дома муки и к горе обратился:

— Слушай, гора, и ночное пришли мне виденье.

Ветер холодный подул. Энкиду накрыл Гильгамеша,

Рядом остался стеречь он друга, уснувшего сразу.

Вновь проснувшись средь ночи, к Энкиду царь обратился:

— Третий сон мне привиделся, самый ужасный.

Небо вопило, корчась от боли. Земля грохотала.

Молнии в небе сверкали, ливень был смерти ужасней.

Гора, что вчера нависала, сделалась пеплом летучим.

Смысл сна распознавший, Энкиду сказал Гильгамешу:

— Вот что сон означает: Хумбаба намного опасней,

Чем мы с тобою считали. В пламенном он одеянье,

Точнее — в семи одеяньях, надетых одно на другое.

Он под могучей защитой, и чувствую я, что разумней

Будет в Урук возвратиться, с ним не вступая в сраженье.

Тело мое онемело, и в ногах появилась слабость.

— Брат, — Гильгамеш возражает. — Неужто ни с чем мы вернемся,

Путь проделав великий? Неужто уступим Хумбабе?

Вспомни победы былые, и дух твой, Энкиду, окрепнет,

Оцепененье прогонит, вновь мышцы наполнятся силой.

Таблица V

Ров перейден, и вступают они удивленно

В строй лесных великанов. Дышала природа покоем,

Но коварный Хумбаба к ним подползал незаметно.

Мощное тело его в одеянии было волшебном.

Шамаш заметил опасность, и с неба ударила буря.

Восемь он выпустил ветров, и громы загрохотали.

Молнии перекрестились, словно мечи великанов.

И ослепленный ветрами, и оглушенный громами,

Силы теряя, Хумбаба голос могучий возвысил:

— Сдадимся тебе, победитель! Можешь взять меня в рабство!

Кедров сруби, сколько хочешь, лесов моих порожденье.

Сам их на место доставлю, дворец для тебя я воздвигну.

— Вспомни коварство Хумбабы! — послышался голос Энкиду. —

Он не достоин пощады. Но с ним мы покончим позднее.

Много опасней Хумбабы лучи в одеянье волшебном.

Если погашены будут, творец их могучий затмится.

— Нет! — Гильгамеш отозвался. — Если изловлена птица,

Птенчикам некуда деться. Сначала Хумбабой займемся.

Что до лучей сиянья[233], оставим их напоследок.

Так, убеждая Энкиду, топор Гильгамеш поднимает,

Бог Энки и сражающиеся герои

С силой его направляя прямо в затылок Хумбабы.

В грудь хранителя кедров меч свой вонзает Энкиду.

— Время птенцами заняться, — молвил владыка. — И сразу

Стал топтать он ногами светящееся одеянье.

Меж тем Энкиду другое сорвал с неподвижного тела

И бросил в яму с водою — и в яме вода закипела,

Пар испуская горячий. Энкиду же сеть набросил

На пять остальных сияний. И все они оказались

В той же кипящей яме, ее заполнив до края.

— Теперь возьмемся за кедры! — сказал Гильгамеш и секирой

Он по стволу ударил. И лес задрожал от удара.

— Что ты делаешь, друг мой, — проговорил Энкиду. —

Тело живое ты губишь. Я чувствую запах крови.

Сходна она с людскою, только цвета другого.

Таблица VI

Утром, от сна пробудившись, Гильгамеш очищает оружье.

Грязное скинув с себя, все чистое он надевает.

В мантию облачившись, он примеряет тиару.

На красоту Гильгамеша Иштар направила взор свой.

С речью к нему обратилась: — Супругом стань мне, владыка!

В дар от меня ты получишь небесную колесницу,

Золотом блещут колеса, остов янтарный пылает.

Сразу же быстрые мулы тебя на небо доставят.

Ты дворец мой увидишь и пройдешь через двери

В благоухание кедров. Перед тобою колени

Слуги мои преклонят и одарят великим богатством.

— Слушать тебя не желаю. — Гильгамеш отвечает богине. —

Лучше тебя одарю я дарами, какими желаешь.

Дом твой небесный украшу, зерном амбары наполню,

Только б тебя не коснуться. Твое отвратительно лоно.

Ты — как жаровня, которая в стужу тепла не приносит,

Ты — как дырявая дверь, что в дом пропускает все ветры,

Ты — как колодец без крышки, песчаному вихрю открытый,

Ты — сандалия, жмущая ногу, мех, пропускающий воду.

Вспомни, кого ты любила, и в любви клялась, не краснея.

Где юноша чудный Думузи и почему он страдает?[234]

Пастушонка-птичку любила и его, как других, погубила.

Слышишь, как он рыдает: «Крылья, верните мне крылья!»

Лев могучий тебе полюбился — семь ловушек ему  награда.

Жеребца ты на ложе пустила, чтобы отправить в конюшню,

Чтоб уздечку в рот ему всунуть и лишить желанной свободы.

И еще пастуху-козопасу ты любовь свою подарила.

На костре выпекал он лепешки, сосунков приносил ежедневно —

Ты ж его превратила в волка, и его гоняют подпаски.

Был тобою любим Ишаллану, твоего он касался лона.

Где теперь этот муж влюбленный? В паука ты его превратила![235]

Эту дерзкую речь услыхав, взвилась в небо богиня осою

Ассирийские пехотинцы (VIII в. до н. э.)

И предстала перед очами своего родителя Ану.

Слезы лились потоком, а глаза, как звезды, сверкали.

— О отец мой, — вопила она. — Гильгамеш причинил мне обиду:

Перечислил мои прегрешенья, опорочил меня перед всеми.

— Ты сама, — ей родитель ответил, — оскорбила царя Урука.

Потому-то и перечислил Гильгамеш твои прегрешенья.

— Нет, он будет мною наказан, — не унималась богиня. —

Если меня не поддержишь, Нижний мир я открою +

И оттуда выпущу мертвых, чтобы живых всех пожрали.