Мифы и факты русской истории - [24]

Для Пушкина Годунов стал злодеем после убийства восьмилетнего царевича Дмитрия. Были и другие преступления Бориса. Сам Годунов о них не вспоминает, но Афанасий Пушкин в беседе с Василием Шуйским перечисляет вины царя перед боярами и народом:

Нас каждый день опала ожидает,

Тюрьма, Сибирь, клобук иль кандалы,

А там — в глуши голодна смерть иль петля.

Знатнейшие меж нами роды — где?

Где Сицкие князья, где Шестуновы,

Романовы, отечества надежда?

Заточены, замучены в изгнаньи.

Ну, слыхано ль хоть при царе Иване

Такое зло? А легче ли народу?

Спроси его. Попробуй самозванец

Им посулить старинный Юрьев день,

Так и пойдет потеха.

 Со своей стороны Бориса возмущает человеческая неблагодарность и незаслуженные обвинения в преступлениях, которые он не совершал:

Бог насылал на землю нашу глад,

Народ завыл, в мученьях погибая;

Я отворил им житницы, я злато

Рассыпал им, я им сыскал работы —

Они ж меня, беснуясь, проклинали!

Пожарный огнь их домы истребил,

Я выстроил им новые жилища.

Они ж меня пожаром упрекали!

Я дочь мою мнил осчастливить браком —

Как буря, смерть уносит жениха...

И тут молва лукаво нарекает

Виновником дочернего вдовства —

Меня, меня, несчастного отца!..

Кто ни умрет, я всех убийца тайный:

Я ускорил Феодора кончину,

Я отравил свою сестру царицу —

Монахиню смиренную... всё я!

 Во взаимных претензиях, казалось, больше правды на стороне Годунова. Ведь он действительно хороший правитель, много сделавший для страны, что не отрицают и враги. Но убийство царевича в моральном плане перечеркивает заслуги Бориса, обрекает на муки совести и делает неспособным противостоять тени, восставшей из гроба:

И всё тошнит, и голова кружится,

И мальчики кровавые в глазах...

И рад бежать, да некуда... ужасно!

Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.

 Для Пушкина Годунов — незаконный царь, как и Самозванец и последовавший за ним Шуйский. Здесь Пушкин близок к Ивану Тимофееву, писавшему об «истинных царях» и царях «через подобие». У Пушкина, как у Тимофеева, Годунов, Самозванец и сменивший самозванца Шуйский — все цари «через подобие», то есть цари неправедные и неправильные. Но Годунов имел свой шанс стать царём правильным (истинным), если бы его не упустил, пойдя на убийство ребенка. В понимании прошлого Пушкин следовал даже не Карамзину, а поэтической интуиции, позволявшей ему ощущать народные чувства тех времен. Он воссоздавал не строгую историческую реальность, а народный миф.

Современники Пушкина о Годунове. Публикации пьесы Пушкина предшествовала развернувшаяся с середины 1820-х гг. критика трактовки Годунова как убийцы царевича Дмитрия. В 1825 г. появились статьи Фаддея Булгарина[36], упрекавшего Карамзина за доверие к пристрастным свидетельствам недругов Бориса. По мнению Булгарина, Годунов был оклеветан боярами. Карамзина Булгарин побивает его же статьей от 1802 г., где нет ни слова о преступлении Годунова и восхваляется его избрание: 4 Россия в первый раз избрала себе государя торжественно и свободно». В романс «Димитрий Самозванец» (1829) Булгарин порицает Бориса не за злодейство, а за слабодушие и неспособность противостоять буре.

В 1829 г. историк М.П. Погодин публикует статью, где доказывает непричастность Бориса к смерти царевича. Погодин считал, что Борис готовил царевичу смерть политическую, как незаконнорожденному[37], и не нуждался в его физическом устранении. По мнению автора, убийство было невыгодно Борису, и непонятно, почему такой опытный царедворец использовал не «тихий яд», а «звонкий нож». Пушкин внимательно читал статью Погодина и написал на нолях возражения. Когда его трагедия была издана, он подарил экземпляр Погодину. Позже Погодин записывает в дневнике: «К Пушкину, и с ним четыре битых часа в споре о "Борисе"». Погодин сам написал драму «История в лицах о царе Борисе Фёдоровиче Годунове» (1832), напечатанную в журнале «Современник». В драме смерть Бориса связана не с угрызениями совести из-за убийства царевича (Погодин в него не верит), а с боярской изменой.

С критикой пушкинского Годунова выступил издатель журнала «Московский телеграф» Н.А. Полевой. В статьях от 1831 и 1833 гг. он сожалеет, что Пушкин излишне положился на Карамзина: «... карамзинизм повредил даже совершеннейшему из его созданий — Борису Годунову». Основу неуверенности Бориса перед Самозванцем Полевой видит не в убийстве Дмитрия, весьма сомнительном, а в угрозе царю со стороны боярства. Огорченный за Пушкина, Полевой восклицает: «Как мог Пушкин не понять поэзии той идеи, что история не смеет утвердительно назвать Бориса цареубийцею!»

Появляются и произведения, где Годунов представлен злодеем. В драме Е.Ф. Розена «Россия и Баторий» (1833) молодой Годунов плетет заговор с целью настроить Ивана Грозного против сына, царевича Ивана. Драма понравилась Николаю I, и он велел переделать её для сцены, убрав, как маловажную, интригу Годунова. Под названием «Осада Пскова» пьеса была поставлена в 1834 г. В 1835 г. появляется драма М.Е. Лобанова «Борис Годунов». Пьеса написана в защиту преемственности царской власти. Убив царевича Рюрикова рода, Годунов нарушил легитимный принцип: «царей и царств святыня, наследственность им попрана безбожно».