Мифология Пирл Харбора - [2]

5 июля 1940 года — стратегические виды минерального сырья, авиамоторы, станки;

26 июля 1940 года — авиабензин, смазочные масла, некоторые виды стального лома;

30 сентября 1940 года — все сорта стального лома.

Как мы видим, это было далеко не «моральное эмбарго», о чем любили долдонить советские историки. В своем проституировании они пошли еще дальше. Сохранение поставок в советской литературе называлось поддержкой агрессии, а прекращение поставок — подталкиванием Японии к развязыванию войны.

Впрочем, Япония не признавала себя агрессором, протестовала против эмбарго и называла его «недружественным актом». Но это не подействовало, и 10 декабря 1940 года был запрещен вывоз еще целого ряда продуктов. Не менее болезненным было сокращение поставок нефти из Голландской Ост-Индии, которое было предпринято под давлением Великобритании.

На фоне этих острейшей политической борьбы смехотворными выглядят вялые советско-японские переговоры относительно рыбных и угольных концессий, которые, похоже, не интересовали особо ни одну из сторон. Приходится констатировать, что никаких серьезных экономических противоречий между Японией и СССР не существовало, и, как следствие, не существовало причин для войны. Отметим также, что тема какого-либо эмбарго на советско-японских переговорах даже не возникала. Зато 2 июля 1940 года на переговорах Молотова и японского посла в Москве Того начинает обсуждаться проект советско-японского договора о нейтралитете.

Перешла в наступление и японская дипломатия. 1 августа 1940 года правительство принца Коноэ опубликовало документ «Об основных принципах национальной политики», в котором говорилось о создании Великой Восточноазиатской сферы сопроцветания. В нее японцы включали Индокитай, Индонезию, Таиланд, Малайю, Бирму, Британское Борнео, Филиппины. Как видите, налицо прямая угроза агрессии в юго-восточном направлении, зато нет ни единого слова об интересах на севере. Но даже сегодня, цитируя все указанные документы и многие другие, российские историки продолжают бормотать о каких-то «неразрешимых противоречиях» между Японией и Советским Союзом.

Япония продолжала продвижение на юг. 30 августа было подписано соглашение с Виши, по которому Япония получало право военной оккупации Северного Индокитая, а 23 сентября Япония оккупировала Французский Индокитай полностью. Началось строительство авиабаз в Тонкине, которые ставили под угрозу позиции Англии в Малайе, но никаким образом не могли угрожать Владивостоку. 4 октября японское правительство принимает «Проект плана действий в отношении южных районов». В нем идет речь о прямой оккупации Малайи, Сингапура и Индонезии. И это при том, что Соединенные Штаты уже успели официально заявить, что военные действия в этом направлении будут считаться ими casus belli.

В начале 1941 года японская дипломатия начинает оказывать давление на голландскую администрацию Ост-Индии, пытаясь добиться увеличения поставок нефти. Однако, опираясь на заверения Лондона и Вашингтона, голландцы отвечают категорическим отказом. Они даже начинают сокращать уже согласованные поставки. Более того, 4 апреля в Маниле начинается совещание военных представителей Англии, США и Голландии по координации усилий с целью защиты своих владений.

И в этой обстановке миролюбивый Советский Союз совершает шаг, который полностью аналогичен по своим последствиям подписанию пакта Молотова — Риббентропа. 13 апреля во время визита японского министра иностранных дел Мацуоки в Москву внезапно был подписан пакт о нейтралитете. Именно внезапно. Дело в том, что все переговоры Мацуоки с Молотовым завершились безрезультатно. 12 апреля японский министр уже начал протокольные визиты вежливости по театрам и передовым предприятиям, когда поздно вечером его пригласили к Сталину. После двухчасовой беседы был согласован вопрос о подписании пакта, а не следующий день в 14.45 он был подписан. Даже если учесть, что в его основу были положены ранее прорабатывавшиеся варианты, подготовка такого важного документа менее чем за сутки впечатляет. Япония, как и ранее Германия, обезопасила себе тыл на случай удара по западным союзникам. А потом имел место совершенно беспрецедентный случай. На вокзал провожать Мацуоку приехали Сталин и Молотов. Ни до, ни после того Сталин не провожал никого из иностранных дипломатов. Риббентропа, кстати, он тоже не провожал. Москва дала зеленый свет агрессии еще одного хищника. Можно, опять-таки, повторить набор затертых клише про «коварство самураев» и прочую дребедень, но все-таки никто в истории ХХ века не подписывал подобных документов с намерением нарушить их менее чем через полгода.

Опираясь на этот пакт, Япония в переговорах с Соединенными Штатами немедленно переходит к языку прямых ультиматумов. Создает впечатление, что японское правительство просто сошло с ума. Например, в ноте, которую 12 мая японский посол Номура передал американцам, требуется ни много ни мало: «В отношении европейского конфликта Соединенные Штаты ограничиваются мерами самообороны и не вмешиваются в конфликт».

Именно в этот период японское правительство принимает окончательное решение о начале войны в южном направлении. 2 июня 1941 года японский посол получает из Токио меморандум «Главные пункты государственной политики империи». Номура должен не допустить вмешательства США в войну, когда Япония начнет захват Голландской Ост-Индии и Малайи. Если же это не удастся, японское правительство примет решение