Мифология Петербурга - [5]

Характерно, что в это время героями пословиц и поговорок становятся столичные предприятия. С одной стороны, в фольклоре осталось: «Что ни церковь – то поп, что ни казарма – то клоп, что ни фабрика – то Кноп», где в один ряд с «опиумом для народа» и клопами – бедствием, сопутствующим нищете, поставлен известный владелец многих текстильных предприятий, в том числе бумагопрядильной мануфактуры, ныне фабрики «Веретено», барон Кноп. С другой стороны, петербуржцы на вопрос: «Как дела?» гордо отвечали: «Как у Берда, только дым пожиже, да труба пониже». Лучшую рекламу для основанного Чарлзом Бердом металлургического производства, ныне завода «Адмиралтейские верфи», вряд ли можно придумать.

Такая же своеобразная реклама была и у Экспедиции заготовления государственных бумаг, ныне фабрики «Гознак». Передовое для своего времени специализированное предприятие по выпуску бумажных денег и ценных бумаг было построено в начале XIX века на левом берегу Фонтанки у Египетского моста. Репутация этой фабрики среди петербуржцев была так высока, что в городе сложилась своеобразная формула ворчания. При просьбе дать денег взаймы, петербуржцы уклончиво отвечали: «У меня не Экспедиция заготовления бумаг».

Увековечены в городском фольклоре не только предприятия, но и предприимчивые деловые люди, оставившие тот или иной след в жизни города. Например, купец 1-й гильдии Василий Эдуардович Шитт, получивший право на винную торговлю в рабочих районах города: «Шитт на углу пришит» и «В Питере все углы сШиты»; и поставщик соли двора его величества А. И. Перетц, про которого снисходительно шутили: «Где соль, там и Перетц».

Да уж, соли и перца петербургской фразеологии не занимать. Доставалось всем – и царям, и холуям. Не успели петербуржцы привыкнуть к памятнику Николаю I на Исаакиевской площади, как тут же было подмечено, что установлен он на одной оси с памятником Петру I, и пошла гулять по городу пословица: «Дурак умного догоняет, да Исаакий мешает».

Архитектурные и скульптурные доминанты Петербурга, одни названия которых вызывают в сознании жителей города вполне сложившиеся художественные образы, не требующие дополнительной расшифровки, все чаще становятся материалом для пословиц и поговорок. «Всякий сам себе Исаакий», «Легче Медного всадника уговорить», «Сенат и Синод живут подАрками», «Плюс-минус Нарвские ворота»… Сенат и Синод, объединенные величественной аркой над Галерной улицей, для петербуржцев всегда были символами взяточничества и коррупции. А знаменитые Нарвские ворота, действительно, давали повод для ассоциаций, связанных с приблизительностью, неточностью. Оказывается, первые триумфальные ворота, названные Нарвскими, появились в 1814 году около Обводного канала. Они предназначались для торжественной встречи воинов – победителей Наполеона, возвращавшихся из Франции. Строил их архитектор Джакомо Кваренги. Но построенные из недолговечных материалов – дерева и алебастра, ворота вскоре обветшали. И тогда их решили возобновить. Новые триумфальные ворота возводил уже другой архитектор – В. П. Стасов. Изменено было и место установки ворот. Иным был и материал, на этот раз – кирпич и медь. Таким образом, торжественно открытые в 1834 году Нарвские ворота были как бы и те, и не те. Приблизительно те… Так появилась в Петербурге известная формула приблизительности, неточности.

Постоянно разрастаясь, Петербург последовательно включал в свои границы вначале городские окраины, затем – ближайшие пригороды, а часто и целые поселки и деревни. Все это так или иначе отражалось в фольклоре, в том числе – в городской фразеологии. Когда в бывшем поселке Рыбацком началось массовое жилищное строительство, то получение квартиры в этом удаленном районе города называлось не иначе, как «Рыбацкое счастье». Если петербуржцу надо сказать, что времени еще вполне достаточно, он может воспользоваться недавно появившейся поговоркой: «Даже из Купчина можно успеть».

История Петербурга-Петрограда-Ленинграда окрашена целым спектром чувств и эмоций – от отчаянья и надежды в периоды смут и несчастий до ликующей радости в дни побед и успехов. Следы этой радуги переживаний легко обнаружить в петербургской фразеологии. Это и известная формула общности: «Братцы-ленинградцы», и присказки, рожденные в дни неуверенности и сомнений первых лет перестройки: «С дамбой ли, без дамбы – все равно нам амба», «Жить бы на Фонтанке, но с видом на Манхеттен», и, наконец, формула переходного времени: «Уже не Одесса, но еще не Петербург».

В этой связи хочется ненадолго вернуться на сто лет назад. В 1880-х годах петербургская статистика отметила угрожающий рост самоубийств.

Причем, особенно пугало, что это было связано с Невой. Отчаявшиеся неудачники, проигравшиеся авантюристы, отвергнутые влюбленные недолго думая топились. Это немедленно стало темой городского фольклора. Но обратите внимание, какой изящный эвфемизм предложила петербургская фразеология взамен грубого «утопиться»: «Броситься в объятия красавицы Невы».

Топонимика, что в буквальном переводе с греческого означает название или имя места, всегда представляет некое дуалистическое единство официального и неофициального. Наряду с формальным названием того или иного городского объекта, зафиксированным в справочниках и путеводителях, на городских картах и уличных указательных табличках, зачастую существовало другое, а нередко и третье, и четвертое – народное, равно известное среди населения. Причем, если официальное имя подвергалось критике, доходящей порой до требований изменения, то неофициальное принималось, как правило, безоговорочно, точнее – либо просто не приживалось и мгновенно исчезало из употребления, либо приживалось и тогда становилось равноправным с официальным.