Миф о вечной любви - [29]

– Мотив у тебя есть? – спросил он Глеба, тот приподнял голову и с отчаянием потерявшего надежду человека кивнул:

– В вашем понимании – да.

– Что значит – в нашем?

– Руди я на дух не переносил и старался, чтоб наши дорожки не пересекались. Негодяй он редкий, но это не повод для убийства. У миллионов людей есть куда более сильные мотивы, а только малая часть способна ненависть вместить в нож, пистолет, кол, которым убили Рудольфа и… эту женщину.

– Хочешь сказать, что ты относишься к большинству?

– Я отношусь к большинству, но доказательств у меня нет.

Собственно, для первого знакомства достаточно поговорили, теперь нужно внимательно изучить протоколы с места преступления, а то и съездить в злополучный гараж и еще разок оглядеться. Улики очень уж сомнительные. Конечно, сейчас встречаются и преступники-идиоты, которые ничего не знают, то есть с абсолютно пустой головой. Как правило, это молодые люди, они-то и оставляют следы да улики. Но человек взрослый и образованный, к тому же отбывший наказание, учитывает свой и чужой опыт, потому должен быть осторожен и дальновиден. Итак, Крайнему нужно найти доказательства вины, помимо найденных улик. Он вызвал конвой.

– Послушайте… – с жаром заговорил Глеб. – Вы пожилой человек, много знающий, должны нутром, чутьем слышать… Я этого не делал. Меня умело подставили. Стакан, окурки и полотенце попросту подбросили, думаю, готовились долго и качественно… Теперь от вас зависит моя жизнь, я прошу… Хотя вам, наверное, уже все равно…

– Разберемся, – сказал Крайний без эмоций.

Нефедова уводил конвой, вдруг он развернулся на сто восемьдесят градусов, его осенило, он выпалил сумбурно и скороговоркой:

– Постойте! У меня же обыск не делали, забрали на улице! Скажите, чтоб сделали обыск в моей квартире. На фото много крови… так и должно быть, шутка ли – пикой проткнуть… Понимаете, орудие убийства зверское… кровь должна была рекой литься и во все стороны брызгать! Убийца ведь вынимал арматуру из тела! Вы говорили, обоих убили арматурой.

– Ну, обоих, и что? – Крайний не понимал, чего он хочет, а конвою дал отмашку, дескать, не уводите пока.

– Кровь должна попасть на одежду! И не только! Допустим от одежды можно избавиться, но туфли! Кровь должна быть на обуви… например на подошве… в швах… где каблук прибит… Значит, и в машине! Я же как-то приехал туда в два часа ночи и как-то уехал. Поскольку я таксую на личной машине, то и туда приехал на своей, так? А где вы видели убийцу, идущего на дело со сменной обувью? Если нет крови в моем автомобиле или в доме, то, извините, меня задержали напрасно!

М-да, грамотный. Крайний кивнул, мол, сделаем обыск. А его еще вчера осуществили. На радостях, что преступник в руках, забыли это сделать при задержании, а может, посчитали лишней тратой времени, имея столь мощные доказательства. Группу отрядили назад, правда, ни одной дополнительной улики найдено не было. Надо бы выяснить, насколько тщательно проверяли автомобиль и обувь.

– Санька! – тронула сестру за плечо Жанна.

– А! – вздрогнув, та захлопала глазами, как будто очнулась от гипноза и не узнавала место нахождения.

Санька устроилась на подоконнике, Жанна – на единственном стуле, изучая содержимое пакетов, ведь младшая сестра могла что-то нужное забыть, она, кроме моторов, тормозов и колес, ничего вокруг не видит, как пацан.

– Куда ты проваливаешься? – строго спросила Жанна. – И глаза у тебя воспаленные… Глеб обидел?

– Да прям! – фыркнула младшая, вдобавок ухмыльнулась: – Попробовал бы он обидеть… Не знаешь меня, что ли?

– Чего ж ты вся как комок? Задумываешься, не слышишь…

– Из-за работы, – солгала Санька. – Меня не хочет брать этот… Давид Наумович. Он меня терпеть не может!

– Он всех женщин, которые подходят к автомобилю с целью управлять им, не выносит, а ты вдруг заявила, что механик! Давид одну Зубровку терпит, но она же шваброй и метлой заведует, к машинам не подходит, только вокруг метет.

– Зубровка – это кличка? – машинально спросила Санька, лишь бы разговор поддержать.

– Угу, производная от фамилии Зуброва. Она пьяница, но безвредная. И смешная. Как-нибудь поболтай с ней – обхохочешься, она тебе такого наврет… Почему ты одна, где Глеб?

– Не знаю… – задумчиво проговорила Санька, но спохватилась и оплошность исправила: – Его вызвали. Срочно! За ним приехали и… А я на его тачке теперь разъезжаю, Глеб сделал доверенность… Уф, я здесь задохнусь. Пойдем на воздух, погуляем?

– Мне нельзя долго ходить, можно только лежать. А где теплые носки? Я же говорила, здесь прохладно. И кофту ты забыла.

– Ой, прости, прости… – спрыгнув с подоконника, затарахтела Санька. – Привезу. Сегодня же. Ну, раз тебе предписано лежать… я поеду, а?

– Не забудь привезти кофту и носки.

Санька выбежала из больницы, села в автомобиль, завела мотор… а куда ехать? Страшней вчерашнего дня в ее жизни не было. Глеба арестовали, шьют ему убийство, обыск – это отдельная песня. Какая, к черту, песня! Это стон с воплем вперемешку. Как стыдно было… ведь позвали соседей, то есть понятых. А если те родителям Глеба сообщат? Отец его и мать переселились на дачу, отдав трехкомнатную квартиру сыну и невестке, сюда не приезжают, Глеб их навещает. Придется Саньке и туда ездить, и лгать, лгать…