Миф о рождении героя - [19]

Если же, несмотря на это, крайние защитники метода естественного разъяснения упрямо утверждают, что миф вполне разъяснен посредством указания на его атмосферные, звездные и тому подобные элементы, которые к тому же часто выискиваются при помощи искусственной игры словами и аллегориями, то у психолога возникает новый интерес уже по отношению к этим утверждениям. Складывается такое впечатление, что исследователи, пользующиеся исключительно естественно-мифологическим методом — безразлично в каком смысле — в своих стараниях раскрыть смысл мифического рассказа оказываются в положении, сходном с положением создателей примитивного мифа, они стремятся лишить известные неприятные мотивы путем проекции на внешний мир их неприятной стороны и, таким образом, лежащую в основе мифа психическую реальность заменить объективной реальностью.

Эта тенденция обороны и отклонения была, вероятно, одним из главных мотивов при мифической проекции отталкивающих мыслей на космические процессы, и возможность того же процесса у теперешних разъяснителей мифа очень наивно ценится основателями естественно-мифологического метода, как его особенное преимущество. Так,

Макс Мюллер* признает, что “благодаря этому методу не только незначительные мифы приобретают собственное значение и красоту, но и устраняются некоторые из возмутительнейших черт классической мифологии и выясняется их истинный смысл”. Наряду с этим признанием невольно вспоминаются резкие выражения Арнобия, который, впрочем, в качестве приверженца раннего христианства был лично заинтересован в том, чтобы языческие боги представлялись возможно более грубыми; на попытки своих современников (приблизительно 300 г. н.э.) дать аллегорическое объяснение мифов он отвечает следующими словами; “Почему вы уверены, что в вашем объяснении вы даете тот же смысл, что и те историки в своих сокровенных мыслях, раз они эти мысли излагали не теми же выражениями, а другими словами. Другой может ведь придумать иное более остроумное и более вероятное объяснение. Если это так, то как можете вы выводить что-либо уверенно из двусмысленных вещей и давать определенное объяснение слову, прошедшему через бесчисленные виды разъяснений?.. Как вы можете знать, какая часть рассказа составлена обыкновенным образом, а что в нем, наоборот, скрыто двусмысленными и чуждыми выражениями, раз нет того признака, по которому можно отделить одно от другого? Или все должно быть аллегорией и соответственно нами разъяснено, или ничего. Ранее было принято аллегорическим речам придавать самый чистый смысл, скрывать грязные и отвратительные вещи под приличными названиями, теперь добродетельным вещам нужно придавать грязный и отвратительный вид]” Эти слова, написанные много столетий назад, можно без изменений направить по адресу некоторых современных мифологов, которые (как, например, Сике) мифический мотив кастрации объясняют как аллегорию ущерба месяца, мотив кровосмешения — определенным отношением месяца к солнцу. Исследователю, стоящему на психоаналитической точке зрения и знакомому с детерминизмом во всех психических явлениях, ясна с самого начала

М. Müller: Essays, Leipzig, 1869, Vol. Il, S.143. То же самое см. Сох.

Mythology of the Aryan Nations, vol.l.

та роль, которую неизбежно играют при создании мифов определенные сознательные факторы душевной жизни, и он отнюдь не отрицает значения наивного восприятия мира при образовании мифов.

Признание значения бессознательных психических сил не исключает роли элементов природы, что лучше всего доказывается следующим фактом; современные мифологи, пользующиеся сравнительным методом исследования, вполне согласны в существенных пунктах понимания мифов с выводами психоаналитического изучения. Так, Гольдци-хер* признает, хотя и с некоторой наивностью, что “убийство родителей, детоубийство, братоубийство, борьба между братьями и сестрами, половая любовь между детьми и родителями, между братом и сестрой являются главными мотивами мифа”; Штукен, Йеремия и другие прямо называют кровосмешение и кастрацию “мотивами первобытного времени”, встречающимися повсюду в мифологии (см.* Stucken, Jeremias). Но тогда как психоанализ признает эти тенденции, значение которых он научился понимать при помощи детской сексуальности и бессознательной психической жизни взрослых, психической реальностью, метод естественного разъяснения проецирует эти тенденции на небо. Проницательные исследователи, наоборот, подчеркивают вторичную роль явлений природы**, и психологически образованный мифолог, как, скажем, Вундт, отклоняет принятую многими мифологами точку зрения небесного происхождения мифов как психологически неприемлемое представление*** и считает героев проекцией человеческих желаний и надежд.

Goldziher Der Mythos bei den Hebräern, Leipzig, 1876, S.107.

В этом смысле Штукен говорит (Stucken:Mose, S.432): "...перенятый от предков миф переносится на естественные процессы и разъясняется натуралистично, а не наоборот” "Разъяснение при помощи явлений природы само является мотивом” (S.633, примечание). Подобным же образом выражается и Майер (Meyer: