Мидлмарч - [314]

— Мне смерть как хочется услышать ваши печальные вести. Егеря не застрелили, это нам уже известно. Так что же наконец произошло?

— Обстоятельство весьма прискорбное, знаете ли, — отозвался мистер Брук. — Я рад, что здесь присутствуете вы и ваш муж. Это семейные неурядицы, но вы поможете нам их перенести, Кэдуолледер. Я должен сообщить тебе о нем, милочка. — Мистер Брук взглянул на Селию. — Ты ни за что не догадаешься в чем дело, знаешь ли. А вы, Четтем, будете чрезвычайно раздосадованы, только, видите ли, воспрепятствовать всему этому вы бы не могли, точно так же, как и я. Как-то странно все устроено на свете: вдруг случится что-то, знаете ли, ни с того ни с сего.

— Вероятно, у Додо что-то произошло, — сказала Селия, привыкшая считать сестру источником всех огорчительных семейных происшествий. Она пристроилась на низенькой скамеечке рядом со стулом мужа.

— Бога ради, да говорите же скорей! — сказал сэр Джеймс.

— Вы же знаете, Четтем, завещание Кейсобона я изменить не могу, такого рода завещания всегда приносят неприятности.

— Совершенно верно, — поспешно согласился сэр Джеймс. — Но что оно принесло?

— Доротея, знаете ли, снова выходит замуж, — сказал мистер Брук и кивнул Селии, которая тотчас подняла на мужа встревоженный взгляд и взяла его за руку.

Сэр Джеймс побелел от гнева, но ничего не сказал.

— Боже милостивый! — вскричала миссис Кэдуолледер. — Неужели за Ладислава?

Мистер Брук, кивнув, сказал: «Да, за Ладислава», — и благоразумно погрузился в молчание.

— Ты видишь, Гемфри! — сказала миссис Кэдуолледер и оживленно повернулась к мужу. — В следующий раз тебе придется признать, что я обладаю даром предвидения! Впрочем, ты, вероятно, снова заупрямишься и останешься слеп, как всегда. Ведь ты считал, что этот джентльмен уехал.

— Он, вероятно, и впрямь уезжал, а потом вернулся, — невозмутимо ответил священник.

— Когда вы об этом узнали? — спросил сэр Джеймс, которому не хотелось слушать все эти пересуды и в то же время трудно было что-либо сказать самому.

— Вчера, — кротко ответил мистер Брук. — Я вчера ездил в Лоуик. Доротея, знаете ли, за мной послала. Все это случилось совершенно неожиданно — ни он, ни она еще два дня назад даже не помышляли ни о чем подобном… ни о чем подобном, знаете ли. На свете все странно устроено. Но Доротея решилась твердо — с ней бесполезно спорить. Я ведь не сразу согласился, я приводил весьма серьезные резоны. Я исполнил свой долг, Четтем. Но она, знаете ли, вправе поступать как ей вздумается.

— Жаль, я не вызвал его в прошлом году на дуэль и не пристрелил, сказал сэр Джеймс, движимый не столько кровожадностью, сколько желанием излить обуревавший его гнев.

— Это, право же, было бы так неприятно, Джеймс, — сказала Селия.

— Успокойтесь, Четтем, зачем так горячиться, — сказал мистер Кэдуолледер, огорченный тем, что его добросердечный приятель поддался неразумной ярости.

— Не так-то это легко для человека, обладающего хоть в какой-то мере чувством собственного достоинства, когда подобная история случается в его семье, — ответил сэр Джеймс, все еще кипя негодованием. — Ведь это форменный скандал. Будь у вашего Ладислава хоть капля чести, он бы немедленно уехал за границу, а сюда даже носу не показал. Впрочем, я не удивлен. Я ведь сказал, что нужно сделать, уже на следующий день после похорон Кейсобона. Но меня не пожелали слушать.

— Вы, знаете ли, требовали невозможного, Четтем, — ответил мистер Брук. — Вы хотели отправить его в колонии. А я вам сказал, нам не удастся им помыкать: у него есть свои идеи. Он незаурядный малый… незаурядный, я это всегда говорил.

— Да, — не сдержавшись, отрезал сэр Джеймс. — Можно только пожалеть, что вы с ним так носились. Поэтому-то он и осел в наших краях. Поэтому-то нам и приходится теперь мириться с тем, что такая женщина, как Доротея, уронила себя, вступая с ним в брак. — Сэру Джеймсу трудно было подыскать слова, и он после каждой фразы делал передышку. — Человек, с которым ей просто неприлично видеться из-за приписки к завещанию, сделанной ее мужем, человек, из-за которого она вынуждена покинуть свой круг, познать нужду… а у него хватает низости принять такую жертву, человек, всегда занимавший предосудительную позицию, человек сомнительного происхождения и, я убежден, почти лишенный принципов и правил. Таково мое мнение, решительно заключил сэр Джеймс, отвернулся и закинул ногу на ногу.

— Я ей все это говорил, — виновато сказал мистер Брук. — То есть о бедности и об утрате общественного положения. Я сказал ей: «Милочка, ты не знаешь, что значит жить на семьсот фунтов в год, не иметь кареты и всего такого и вращаться среди людей, которые даже не представляют себе, кто ты». Да, я, право же, привел ей самые серьезные резоны. Но вы бы лучше побеседовали с ней самой. Ей, видите ли, в тягость наследство Кейсобона. Она сама вам все скажет, знаете ли.

— Нет уж, увольте, благодарю, — несколько поостыв, сказал сэр Джеймс. Я не могу с ней видеться, мне тяжела эта встреча. Не так легко перенести известие о том, что такая женщина, как Доротея, поступила дурно,

— Будьте справедливы, Четтем, — вмешался благодушный добряк священник, недовольный излишней резкостью хозяина дома. — Миссис Кейсобон, возможно, поступает неблагоразумно: она отказывается от большого состояния ради своего избранника, а мы, мужчины, придерживаемся слишком низкого мнения друг о друге, чтобы счесть разумным поведение женщины, решившейся на такой поступок. И все же, я думаю, в строгом смысле слова вы не имеете права называть ее поступок дурным.