Мидгард - [48]

— Из-за Гарма? — удивился Лиф. — Бальдур переживает из-за этой гадины?

— Пожалуй, ты прав, — согласился Ойгель. — Даже старые боги не смогли бы придумать чудовища безобразнее этого пса. Но он охранял преисподнюю. И не только в одном направлении.

— Что это значит? — испуганно спросил Лиф.

Ойгель через плечо указал в направлении царства Гелы.

— В преисподней много ужасных тварей, — ответил он. — До сих пор никто из них не отваживался выйти оттуда, ведь задача Гарма в том и состоит, чтобы убивать всякого, кто окажется в пределах его досягаемости, и до сих пор он верно исполнял свои обязанности. А теперь нет никого, кто бы охранял ворота в Царство Мертвых.

— Ты хочешь сказать, что Гарм не только охранял преисподнюю от мира живых людей, но и…

— Но и наш мир от чудовищ из царства Гелы, — докончил за мальчика Ойгель. — Да, Лиф. Это так. Такова одна из великих тайн жизни: никто не может быть только хорошим или только плохим.

Лиф не сразу понял, что означали слова Ойгеля.

— Тогда… тогда эти твари выйдут оттуда?

— Может быть, — ответил Ойгель, не глядя на мальчика. — А может, и нет. Никто не знает, что будет. Даже сами боги. Тем более я, — добавил он изменившимся, раздраженным тоном, предельно ясно давая понять Лифу, что больше не хочет говорить на эту тему.

Мальчик представил себе жуткую картину; он видел, как люди убегают от страшного чудовища, как горят дома, и Нидхегер и Гарм вместе с другими, не менее ужасными тварями врываются в селения и опустошают их, оставляя после себя кровь и смерть.

— Ты знал, что так будет? — спросил он наконец.

Ойгель кивнул:

— Да. И Бальдур тоже.

— И вы… вы допустили это? — спросил мальчик, не веря своим ушам. — И все это для того, чтобы меня спасти?

— Не тебя, а серебряный молот, — неохотно уточнил Ойгель. Он указал на Мьёльнир. — Его надо вернуть владельцу, чтобы Последняя Битва не оказалась проигранной еще до того, как начнется.

— А я теперь должен идти к азам, чтобы они смогли начать эту войну? — с горечью сказал Лиф.

Но его гнев никак не подействовал на альба. Ойгель кивнул.

— Да, деточка, — сказал он, — Именно так. Ты должен отправиться в Азгард, чтобы решилась судьба всех: и твоя, и богов, и людей. А теперь молчи. Вот мы и пришли. Это мост Гьелл.

Лиф поднял глаза и увидел над рекой черную каменную дугу моста. Его вид разочаровал Лифа. Он представлял себе мост большим и красивым, но Гьелл, наоборот, оказался невзрачным. Перед самым мостом вода уступами падала вниз, и над этим пенистым водопадом изгибалась блестящая черная полоса из застывшей лавы шириной едва ли в две ступни.

Посередине моста, в его самой высокой точке, стояла какая-то фигура. На фоне бушующих под мостом черных волн она выглядела маленькой и хрупкой, но от этой одетой в белое женщины как невидимое излучение исходило ощущение власти. Лиф невольно вспомнил, что то же самое он чувствовал в присутствии Гелы. Сейчас, как и тогда, он понимал, как ничтожны он, Ойгель и даже Бальдур по сравнению с ней, и в то же время не ощущал в Модгрудер никакого зла. Ее сила была мягкой, защищающей.

Лиф нисколько ее не боялся, ступая за Ойгелем на узкую каменную тропинку.

Когда до Модгрудер осталось несколько шагов, она обернулась, и Лиф вздрогнул, встретившись с ней глазами. Конечно, она была мягкой и хрупкой, как он и думал, однако…

Оказалось, что она имеет как бы два разных лица, которые ничуть не противоречат друг другу. Модгрудер была красива — бледная, очень спокойная девушка с благородными чертами лица, с кроткими глазами. Но одновременно с этим Лиф разглядел в ней жестокость Нидхегера, безжалостность Гарма и суровость и непримиримость Суртура, и в этот момент он понял, почему дева Модгрудер стояла здесь.

Несколько секунд, показавшиеся Лифу бесконечными, Модгрудер осматривала их по очереди. Ее бездонные глаза проникали прямо в душу. Невозможно было утаить от нее даже крошечную тайну, она читала мысли, которые, кроме нее и Лифа, не были доступны никому. Когда дева наконец отвела свой взгляд, Лиф почувствовал себя опустошенным.

— Бальдур, сын Одина, — заговорила дева, — Ойгель, король шварцальбов, Лиф, мальчик, в руках которого лежит исход Последней Битвы. Вы из преисподней? — Она удивленно покачала головой. — Чего вы хотите?

Бальдур ответил не сразу. Лиф отлично понимал, почему аз колеблется. Голос Модгрудер был так же обманчив, как ее лицо. Он звучал мягко, даже музыкально, но вместе с тем в нем слышался зловещий шепот Царства Мертвых.

— Пропусти нас, — попросил ее Бальдур. — Мы на пути в Царство Холода и оттуда пойдем еще дальше.

— Вы явились из Царства Мертвых и хотите попасть в царство живых, — медленно произнесла дева. — Но этот путь не ведет в ваш мир, Бальдур. Я не могу вас пропустить. Еще никто не проходил мост Гьелл в этом направлении. Это запрещено.

— Но мы должны вернуться! — запротестовал Бальдур, — Сама Гела, богиня преисподней, твоя мать, подарила нам жизнь и свободу!

— Царство Гелы — это Царство Мертвых, — спокойно ответила Модгрудер. — Слидур и мост Гьелл принадлежат мне. И моя задача — их охранять.

— Твоя задача — провожать души умерших! — воскликнул Бальдур с гневом и едва сдерживаемым страхом. — Ты поставлена здесь, чтобы определить, кто должен отправиться к Геле, а кто — нет. Ты решаешь судьбу мертвых. Если ты нас не пропустишь, то вмешаешься в жизнь живых.