Мичман Болито - [10]

После одного особенно тяжкого учения с тридцатидвухфунтовыми орудиями Дансер воскликнул в сердцах:

— В этом Трегоррене сидит дьявол!

— П-подагра — вот его дьявол, Мартин, — к изумлению всех заявил маленький Иден. В ответ на удивленные взоры он тоненьким голоском пояснил:

— Мой о-отец — аптекарь в Б-бристоле. Его часто вызывали на т-такие случаи. — Юноша уверенно кивнул. — Мистер Трегоррен п-поглощает слишком много б-бренди.

Вооруженные новым знанием, мичманы с большим интересом принялись наблюдать за поведением четвертого лейтенанта.

Трегоррен расхаживал вдоль палубы, ныряя под низкие бимсы, тень его металась между пушечными портами, словно гигантский призрак. Тем временем у каждого большого орудия его расчет ожидал команды лейтенанта: заряжать, накатить, уменьшить или увеличить угол возвышения. Каждая пушка весила три тонны, ее обслуживало пятнадцать человек. Еще столько же застыло у орудия с противоположной стороны. Любой из них прекрасно знал, что делать и готов был выполнить какую угодно команду. Недаром Трегоррен внушал им: «Я вас маленько поколочу, но это ничто в сравнении с тем, что сделает с вами противник, так что пошевеливайтесь!»

Болито сидел за подвесным столиком в мичманской каюте. Мерцающая в старой раковине свеча старалась добавить хоть немного света к тусклым лучам, просачивающимся сквозь световой люк. Он писал письмо матери. У него не было даже примерного представления, когда она получит послание, и получит ли вообще, но ему приятно было почувствовать связь, соединяющую его с домом.

Благодаря привилегии помогать Тернбуллу в лекциях по навигации и ежедневному тщательному изучению штурманских карт он знал, что первый этап их путешествия подходит к концу. Четыре тысячи миль, сказал капитан, и, разглядывая линии на картах, где отмечалось их ежедневное положение, определяемое по солнцу и исчисленное по курсу и скорости, мичман ощущал так хорошо знакомое возбуждение от предстоящего свидания с берегом. Шесть недель прошло с момента, когда они подняли якорь в Спитхеде. Постоянная смена галсов, уборка и постановка парусов. Курс корабля зигзагами расчертил карту, напоминая траекторию полета подраненного жука. Быстроходный фрегат давно бы уже покрыл это расстояние и был бы на обратном пути в Англию, с досадой подумал Болито.

Наверху, двумя палубами выше, раздались приглушенные крики. Рука Болито застыла в воздухе. Он потушил свечу и осторожно убрал ее в сундучок, недописанное письмо сунул под чистую рубашку. Мичман поднялся на верхнюю палубу и взобрался на продольный мостик бакборта, на вантах которого устроились Дансер и Гренфелл, вперявшие взоры в линию горизонта.

— Земля? — спросил Болито.

— Нет, Дик, корабль! — ответил Дансер.

В ярких лучах солнца лицо его было смуглым и серьезным. Уже непросто вспомнить про дождь и пронзительный холод, подумал Болито. Море было синим, как и небо, а свежий ветер не таил в себе ни малейшей опасности или угрозы. Высоко над палубой марсели и брамсели сияли, как белые раковины, а вымпел на грот-мачте вытянулся в направлении левой скулы словно алое копье.

— Эй, на палубе! — Все подняли головы вверх, где на грот-мачте виднелась маленькая темная фигурка впередсмотрящего. — Судно не отвечает, сэр!

Только тут Болито понял, что это не простая встреча. Капитан, скрестив руки, стоял у поручней на квартердеке. На лице у него лежала тень. Рядом с ним стоял мичман Маррак с сигнальной группой, внимательной следивший за фалами и вереницей флагов, означавших сигнал «Что за корабль?»

Болито просунул голову сквозь коечную сетку, и тут же ощутил на лице и губах влагу от долетавших снизу брызг. Затем ему удалось разглядеть чужое судно — баркентину с черным корпусом. Ее стоящие в беспорядке паруса прорисовывались на фоне залитого светом горизонта, мачты резко раскачивались в такт волнам.

Болито перешел ближе к корме и услышал, как мистер Хоуп воскликнул:

— Бог мой, сэр, если они не отвечают на наш сигнал, это может закончиться плохо, я полагаю!

Верлинг повернулся к нему, крючковатый нос первого лейтенанта презрительно вздернулся.

— Если им захочется, они лягут по ветру и через час оставят нас далеко за кормой.

— Так точно, сэр, — голос Хоупа звучал подавленно.

Капитан не обратил внимания на эту перепалку.

— Позовите канонира, если вас не затруднит, — сказал он. — Приготовьте погонное орудие и положите ядро как можно ближе к ним. Они там или пьяные или заснули.

Однако выстрел одиночного девятифунтового орудия имел своим результатом только волнение среди моряков самой «Горгоны». Баркентина продолжала дрейфовать. Ее передние паруса почти легли на мачту, а большие полотнища косых парусов на грот- и бизань-мачтах трепетали в жарком мареве.

— Убавить паруса и лечь в дрейф, мистер Верлинг! — бросил капитан. И вышлите шлюпку. Мне это все не нравится.

По главной палубе прокатилась волна распоряжений, и через несколько минут после того, как капитан отдал приказ, «Горгона» развернула свой массивный корпус по ветру, ее паруса и снасти затрепетали, лишившись привычного давления.

К Болито подошел Дансер, тоже намереваясь залезть на коечную сеть.