Мгновения жизни - [45]

— Какой смешной ты была. Да еще и одели тебя в черное.

— Я сама нарядилась в черное, — парировала Грейс. — Во всяком случае, мне кажется, я выгляжу очень мило.

— Да хранит Господь твоих детей, — натянуто рассмеялась Робина.

Но маленькая Арабелла была в небесно-голубом платьице фирмы «Вайелла»[5] и в снежно-белых гольфах. Грейс улыбнулась, когда малышка начала неуклюже вертеться перед зеркалом, одним глазком поглядывая на свое отражение.

— Я чувствую себя такой красивой, — сказала Арабелла.

— Ты и в самом деле красивая, — уверила ее Грейс. — А если пойдешь со мной в сад, сядешь на маленькую деревянную скамеечку под вишней и будешь думать о том, чем тебе больше всего нравится заниматься, у нас получится и очень красивая фотография. — Бабушка извлекла из большой сумки расческу и принялась терзать мелкие кудряшки ребенка. — Нет, не нужно, оставьте все как есть, — попросила ее Грейс. — Мне не нравится, когда дети выглядят неестественно ухоженными, если вы понимаете, о чем я говорю.

— Терпеть не могу непричесанные волосы, — заявила бабушка, когда расческа застряла в детских кудрях. Она так сильно дернула ее на себя, что Грейс испугалась, как бы у Арабеллы не оторвалась голова от худенькой, птичьей шейки. Ребенок взвизгнул, и Грейс бросила на нее полный сочувствия взгляд: дайте женщине в определенном возрасте расческу или мокрую тряпку, и ни один ребенок не будет чувствовать себя в безопасности.

Но вскоре почтенная дама отправилась на почту, и Арабелла, оказавшись без присмотра бабушкиных глазок-бусинок, повела себя, как прирожденная модель. Таковы большинство девочек, пока не найдется кто-то, кто поведает им о грехе тщеславия и о том, что исключительно важно быть хорошей внутри. Грейс сделала несколько снимков крупным планом, на которых Арабелла накручивала свои локоны на палец, игриво надувала темно-розовые, как лепестки розы, губки, улыбалась и смеялась, демонстрируя снежно-белые жемчужные зубы. Грейс сменила объектив и сфотографировала девочку у ручья в нижней части сада, когда та потянулась вверх, показывая на птицу в небе, и еще раз, когда девочка склонилась над водой, с превеликим удовольствием разглядывая в ручье собственное отражение, и едва не свалилась в него, пытаясь поймать пролетавшую стрекозу. Всего Грейс отщелкала три пленки, две черно-белые и одну цветную. Обычно люди выбирали цветные фотографии детей, но Грейс предпочитала черно-белые снимки, не оставляя надежды переубедить заказчиков.

Арабелла пожелала увидеть свои фотографии сразу же по окончании сессии и даже всплакнула немного, когда ей сказали, что это невозможно. Она выпила целый стакан «Райбины»[6], не пролив ни капли на свое чудное платьице, и съела три «бисквитных пальчика». Грейс завязала заново бант у нее на спине и смахнула крошки с платья. Потом они вместе слушали жужжание шмеля и удивлялись тому, какой громкий шум производит такое маленькое насекомое. Арабелла заявила, что может жужжать еще громче, и зарычала, как лев.

Когда бабушка увела ее, Грейс ощутила легкий укол сожаления, но она знала, что скоро к ней придут фотографироваться очередная маленькая Арабелла, Фенелла, Люсинда или Джеймс, Джонатан и Чарльз.

В тот день у нее больше не было работы. Выйдя замуж за Эндрю, она постепенно уменьшала количество своих заказов, чтобы выкроить время для таких важных вещей, как отнести белье в прачечную, выгладить сорочки или сходить в бакалею и приготовить обед — для всех этих семейных обязанностей, которые, как Грейс призналась Анжелике, доставляют ей странное удовольствие.

— Все нормально, — ответила та. — Ты не одинока — мне тоже это очень нравится. Во всяком случае, раньше нравилось, когда Томми еще был способен испытывать благодарность.

— Как ты думаешь, что с нами происходит? — поинтересовалась Грейс. — Обычно я просто ненавидела заниматься подобными вещами.

— Природа берет свое: считается, что мы вьем гнездо, или что-то такое в этом роде.

— Вьем гнездо, у меня мурашки бегут по коже от этих слов. Но, по-моему, чтобы испытывать такие чувства, нужно быть беременной?

— Это своего рода подготовка. У некоторых из нас на нее уходит больше времени, чем у остальных. Держу пари, ты нюхаешь его сорочки.

Грейс рассмеялась.

— Никогда. Однажды я действительно провела рукой по стопке выглаженных сорочек, но это был максимум извращенного удовольствия, которое я себе позволила.

Ну, и еще была семейная жизнь, к которой тоже надо было привыкать. Сегодня, как всегда по воскресеньям, они обедали у ее свекра со свекровью. Перед тем как выйти из дома, она занялась глажкой кое-каких вещей Эндрю. Ей нравилось выражение «заниматься», оно звучало так серьезно и свежо. Она взяла из корзины его голубую сорочку и, укладывая ее на гладильную доску, улыбнулась, вспомнив свой разговор с Анжеликой. Голубой был любимым цветом Эндрю. Грейс на мгновение задумалась над тем, какому цвету отдаст предпочтение их ребенок, если он у них когда-нибудь появится, — голубому, как его отец, или черному, как его мать. Но потом, складывая рубашку, она вдруг вспомнила, что Эндрю не очень-то любит голубой. Это Джефферсон был без ума от синего цвета со всеми его оттенками. Он был не лишен тщеславия и знал, что этот цвет очень идет к его васильковым глазам.