Мгновения. Рассказы - [57]
– Петя, дорогой, да вас не узнать! Вы какой-то новый! – воскликнула она, насильно смеясь, и приблизилась к нему по хрустящей дорожке меж клумб. – Что же это такое? Новая мода – ваша прическа? – Она шутливо взъерошила ему волосы. – У вас просто замечательный зачес, как у американского актера из старого фильма! Что за фантазия? Просто чудесно!
Неловко тиская в руках книгу, не зная, что делать с ней, он ответил, запинаясь:
– Остригся я. Сказали вы – лохмы у меня. Послушался… Очень я вас уважаю…
– Да за что уважаете? – смутилась она. – Что это значит?
– Хорошая вы. Без фыркыбачанья. Не как те мадамы на пляже. Чуть что подойдешь, плечами начинают дергать и губы кривить.
– Что-что? Фыркыбачанья? – изумилась она, и, вновь оживляясь глазами, всем своим свежим утренним видом, задорно позвякала мелочью или ключиками в кармашке халатика. – Это от слова фыркать, должно быть? За вами нужно просто записывать. Так прочитали «Милого друга»? Идемте, идемте, вот сюда, на скамейку, поговорим. Понравилось?
– Не очень. Юбочник он этот… милый друг. Туда-сюда. Пижон.
Они сели на скамейку, уже просохшую от росы, исполосованную сквозь ветви уже горячим солнцем. Отвесная синева неба стояла над садом.
– Ах, вот как, пижон? – повторила она и озадаченно помолчала, сузив засмеявшиеся глаза. – Ну что ж, о вкусах не спорят.
Он неуклюже держал книгу в руках и неумело перелистывал ее, и она заметила крупные мозоли на его пальцах, вероятно, от весел. Он поймал ее взгляд и положил книгу на скамью между ним и ею.
– Джека Лондона я читал, – заговорил он неуверенно. – Мартын Иден называется. Во – клёво, силен парень, гвоздь, драться умел, да только в конце книжки – дурак.
– Дурак? Почему?
– Мартын-то?
– Правильно называть его надо – Мааёртин.
– А черт его… То есть извините. А кто его заставил в иллюминатор вылезать и топиться? И вроде трезвый был, знаменитый, умный, а в башку ударило что-то и поперло его в иллюминатор, и утоп, как бомж какой-нибудь вшивый… Разочарование одно. Даже зло на него взяло. Терпеть не могу слякоть.
Она опасалась взглянуть на него, чтобы не обидеть взглядом за грубость, голову, опрятными пальцами разгладила халатик на коленях.
– Не надо судить о нем, – сказала она. – Он разочаровался в жизни. Его полюбить и пожалеть надо. Джек Лондон написал замечательного человека. Вот вы похожи на молодого Маёртина.
– Я?
– Вы. Похожи своей наивностью, силой, неиспорченностью…
– Хорошая вы. Жалостливая вы. Добрая. Жизнь без вас не в жизнь. Никакому мужику! Не могу я…
– О, Боже! Не влюбились ли вы в меня? Что с вами? – по-дурному вскрикнула она. – Еще чего не хватало!
Она вдруг услышала его прерывающийся хрипотцой голос и испугалась этого голоса, своих последних слов и, сбоку мелькнув взглядом по его лицу, увидела, будто болью тронутое выражение, а его светлые глаза были наполнены диковатой нежностью.
– Хорошая вы… Красивая. Простая. Очень вас уважаю. Не видел таких… Другие все… Не такие… Поцелую вас, а? Можно, а?
И он, в каком-то угловатом порыве придвинулся к ней, охватил за плечи и с силой впился жадным молодым ртом ей в губы, вырывавшиеся со стоном:
– Пустите, пустите, да что с вами такое! Вы с ума сошли!
Он не отпускал ее, стукаясь зубами о ее зубы.
Она, наконец, вырвалась, с растрепавшимися волосами. Она тяжело дышала, говоря с брезгливостью:
– Уходите прочь! Сейчас же? Сейчас же! Неужели вы не понимаете, что это противно? Кто вы такой? Деревенский Казанова?
Он стоял перед скамейкой, потирая рукой шею, окарябанную ее ногтями.
– Противно? Ах, ты… – выдавил он шепотом, и крупные капли скатились с его век.
– Отвратительно! Отвратительно! Мерзко! Вы что подумали, что я в вас влюбилась? В новые джинсы нарядился, глупец! – крикнула она рыдающим голосом и рванулась к крыльцу террасы, потеряв на бегу босоножку.
Он зачем-то поднял босоножку, зачем-то взвесил ее на ладони и со всей силы бросил ее в дверь террасы, зазвеневшую разбитым стеклом.
Леонид Максимович
Ожидая Леонова, разговаривал с его женой о романе испанского писателя, который она недавно прочитала, а когда щелкнула дверь в передней, Татьяна Михайловна весело сказала: «Вот и он», – и я увидел: Леонов, еще не сняв шубу, розоватый, свежий, с любопытством заглянул из коридора в раскрытую дверь, вернувшись после прогулки на легком морозце февральского вечера, и воскликнул озорно:
– Уже здесь, дьяволы, здесь, дьяволы! Запоздал я, запоздал!
Он быстро разделся в передней, бодро вошел, протянул мне холодную руку, сел к маленькому столу возле книжных шкафов и пригласил меня сесть, напротив под торшером (потом я узнал, что за этим столом он любил разговаривать) и спросил неожиданно для меня:
– Ну как вы? С кем из писателей дружите? Я ответил, что после сорока лет, к сожалению, а может быть, к счастью, становится меньше друзей, что из старшего поколения писателей встречался с очень требовательным Гладковым, а чаще с добрейшим Паустовским, и хотя пишу в другой манере, вспоминаю дни учебы у него с благодарностью.
– Да, в другой манере пишете, – заговорил Леонов, как показалось мне, одобрительно. – Вот у вас герой дает по морде своему врагу. Это в «Тишине» у вас. В этой сцене чуть-чуть не хватает иррационального. У вас здесь несколько прямое действие, взаимоотношения ясны, а может, нужен был ход конем (показал жестом ход конем), может быть, вашему герою Сергею не нравился в Уварове какой-то изгиб в брови… Понимаете? Тогда приоткрывалась бы некая человеческая тайна, нечто непонятное, необъяснимое. В «Освобождении» у вас рукопашная – русские и немецкие танкисты дерутся, когда их танки уже горят. Хорошо, что танкисты между дракой не забывают гасить на себе комбинезоны. Это очень хорошо. И страшно мне было читать гибель вашего Веснина в «Горячем снеге», его мысли, когда он уже убит. Сколько вам лет? (Я ответил.) Достоевского любите?
Роман многопланов, многопроблемен, является одновременно и военным и психологическим, и философским и политическим, понимает ряд социально-философских проблем, связанных с мучительным исканием своего «берега», который определяет нравственную жизнь человека.
Свой первый бой лейтенант, известный писатель Юрий Бондарев принял на Сталинградском фронте, переломном этапе Второй мировой войны. «Горячий снег» зимы 1942–1943 гг. вобрал в себя не только победу, но и горькую правду о войне, где «бытие становится лицом к лицу с небытием».
В романе «Тишина» рассказывается о том, как вступали в мирную жизнь бывшие фронтовики, два молодых человека, друзья детства. Они напряженно ищут свое место в жизни. Действие романа развертывается в послевоенные годы, в обстоятельствах драматических, которые являются для главных персонажей произведения, вчерашних фронтовиков, еще одним, после испытания огнем, испытанием на «прочность» душевных и нравственных сил.
Автор, Бондарев Юрий Васильевич, на основе подлинных исторических событий, исследует и раскрывает их воздействие и влияние на формирование типа личности и качества жизни.В романе «Бермудский треугольник» описываются драматические события в России в постсоветский период начала 1990-х годов, повествуется о сложной судьбе литературных героев, переживших крайние стрессовые ситуации на грани жизни и смерти и изменивших свои жизненные помыслы, цели и отношения в обществе.Особенно ярко раскрываются нравственные позиции и мужество главного героя Андрея Демидова в противоречиях и отношениях его с деятелями системы власти и ее охранников, стремящихся любыми средствами лишить его всех материальных и духовных основ жизни.В романе четко прослеживаются жизненные позиции автора.
Повесть «Батальоны просят огня» опубликована в 1957 году. Эта книга, как и последующие, словно бы логически продолжающие «Батальоны…», – «Последние залпы», «Тишина» и «Двое» – принесла автору их Юрию Бондареву широкую известность и признание читателей. Каждое из этих произведений становилось событием в литературной жизни, каждое вызывало оживленную дискуссию. Книги эти переведены на многие языки мира, выдержали более шестидесяти изданий.Военная литература у нас довольно обширна, дань военной тематике отдали многие выдающиеся писатели.
В романе Юрия Бондарева рассказывается об интеллигенции 70-х годов. Автор прослеживает судьбы героев с довоенного времени, в повествовании много возвращений в прошлое. Такая композиция позволяет выявить характеры героев во времени и показать время в характерах героев. Основная мысль романа: поиск и познание самого себя, поиск смысла жизни во всех ее противоречиях.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.
Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.
Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.
Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.