Мгновения, мгновения... - [14]

В августе 1976 года Шапцева приняли на работу в 1-е отделение милиции города Москвы. С первых дней службы Василий почувствовал, что армейские навыки заметно ему помогают. Командир подразделения старшина милиции А. Васькин говорил ему:

— Службу ты чувствуешь, кое-что от меня переймешь, побываешь в учебном центре, изучишь маршруты и объекты и тогда обретешь уверенность. Но как бы там ни было, всегда помни о бдительности и самоорганизованности. Их никто не передаст. Развивай сам.

Старший наряда сержант милиции Анатолий Хрусталев добавлял:

— Не забывай о поговорке: «Будь строг, но справедлив», она не подведет. Если говорить о храбрости, то этого мало для милицейской службы, надо еще знать, как действовать. Всякое бывает: то ты ловишь преступника, то он тебя ловит на мушку. Какой же вывод? Простой: учись и учись.

После окончания курса первоначальной подготовки Шапцеву доверили самостоятельно нести патрулирование. Улицы Осипенко, Балчуг, Климентовский переулок стали его «владениями». Жара, мороз, дождь, снег — милиционер на посту. Праздник, люди гуляют, веселятся — милиционер на посту. И так день за днем, без особых происшествий. Были, конечно, и напряженные моменты — улицы всегда полны неожиданностей. Но память хранит вот этот случай.

…Пройдя дворами, Шапцев ступил на тротуар Климентовского переулка. Навстречу шел мужчина. Увидев милиционера, он юркнул под арку дома. Василий за ним и в конце двора успел схватить незнакомца за руку. Тот попытался оказать сопротивление, но помогли прохожие.

В дежурной части установили: задержанный оказался особо опасным рецидивистом, разыскиваемым органами милиции…

Жара пошла на убыль. Иван Федорович снял кепку. Василий, глядя в сторону двора (не проснулись ли дети?), принялся массировать рубец на левой ладони.

— Беспокоит? — спросил Иван Федорович.

— Кожа затвердела. Разминаю ее время от времени, — ответил Василий, опуская руку.

Иван Федорович вздохнул:

— На войне стреляют — там все ясно. Сейчас-то какой дьявол толкает к оружию?

Честно проживший всю жизнь, Иван Федорович представить себе не мог, как это можно ни с того ни с сего поднять руку на человека, залезть в чужой карман или квартиру. Какую же совесть надо иметь или не иметь никакой, чтобы решиться на такие дела?

— И часто балуются огоньком? — нерешительно спросил он.

— Да нет.

— Но с тобой же было?

— Это редкость. Служба в основном черновая. Беспокойство доставляют воры. Приходится искать и задерживать их, хотя и действуют они изощренно. Ничего, находим.

Он вспомнил случай из практики своего товарища.

…Днем, когда хозяева квартир на работе, один сравнительно молодой человек, прилично одетый, поднимался на этаж, останавливался у двери, осматривал замок, вытаскивал отмычки — и через три минуты он уже в прихожей. Извлекал из кармана блокнотик, заносил в него план квартиры и удалялся в другой район Москвы, где проделывал такую же операцию, успевая до обеда «ознакомиться» с жильем четырех семейств.

А через неделю все эти квартиры обокрали. Сам «разведчик» ничего не брал и никаких следов не оставлял, а посылал других и за это получал свою долю. Трудно его было изобличить. Изрядно пришлось товарищу Василия поломать голову, но доказательства он добыл. Суд вынес справедливый приговор.

— Надо же, какие проходимцы есть! — изумился Иван Федорович. — Товарищ твой — молодец, изловил подлецов. Побольше бы таких работников. — Встал, прислушался: — Кажется, внучата зовут. Иди проведай их…

Под вечер, когда жара окончательно сошла, дед Семен направился к дому Шапцевых. Василий уже поджидал его на крыльце.

— Уговор дороже денег, — улыбаясь, сказал дед. — Герой, он есть герой, а потому обязан являться, когда его просят.

— Ну какой я герой, Семен Васильевич?

— Помалкивай. Я старый солдат и знаю, что говорю. Красная Звезда — орден боевой. За так его не дают. Отличиться надо. Ну-ка, садись и все — как на духу. Про героев, по совести сказать, люблю послушать, потому что сам не прочь быть им, да, видно, ростом не вышел.

— Да рассказывать-то, собственно, нечего, дед Семен. Шел, увидел, задержал.

— Эту сказку я раньше тебя слышал. Ты толкуй по порядку, как полагается, со всеми закавычками.

— Слушаюсь, Семен Васильевич!

— Вот это по-нашему.

Любил дед Семен пространные рассказы, и Шапцев начал издалека.

…Было это в субботу, 2 декабря 1978 года. Несмотря на то что Шапцев дежурил во вторую смену, встал он рано, потому что готовился к вступительным экзаменам в Московскую высшую школу милиции МВД СССР. Учиться очень хотелось. В случае удачи через четыре года он — офицер милиции, к чему и стремился. Служба нравилась, делал свое дело охотно, чувствовал, что идет по правильному пути, словом, получал от работы удовлетворение и так привык к повседневности, что забывал о своей профессии как о мужественной и отважной. Мужество и героизм ему казались какой-то высшей ступенью сознания. Как любовь, как мудрость. А сам подвиг — красивым и бескровным.

Шапцев не обижал людей невзначай, а тем более с умыслом. За правонарушения взыскивал, но старался, чтобы было все по закону, справедливо. Василий не бывал на посту один. Там два номера: один работает, другой контролирует. Милиция — это не только профессия, но и состояние души. Готовность помочь человеку ежедневно сталкивается с разрушающей силой преступности; надо сделать и трудную работу, и сохранить веру в себя, в свое милосердие.