Мгновения любви - [9]

Девушке с трудом удалось убедить отца сначала поесть, а уж потом отправляться на поиски вдохновения.

Симонетта наслаждалась омлетом с душистыми травами и поглядывала на отца, а тот не мог оторвать глаз от окна.

Мысленно он уже представлял себе будущую картину, и ему не терпелось перенести ее на холст.

— Хотелось бы мне отыскать книги о трубадурах, — заговорила Симонетта, пытаясь привлечь внимание герцога.

Он что-то рассеянно пробормотал, пребывая в том особом состоянии, когда все его помыслы сосредочились на живописи.

Как только омлет и восхитительный местный сыр из козьего молока были съедены, герцог, даже не предложив дочери присоединиться к нему, прихватил мольберт, табурет, краски и холст и по пыльной тропинке направился туда, где горы скалистыми уступами вздымались к небу.

Девушка решила, что прежде всего надо распаковать вещи и поближе познакомиться с Мари.

Симонетта нашла ее в маленькой сиявшей чистотой кухне. Получив хорошую плату за свои услуги, кухарка стала намного приветливее.

— Вы тоже художница, мамзель, — спросила она, — или вы приехали в Прованс за компанию с этим красивым господином, другом мсье Готье?

Вопрос показался Симонетте не очень уместным, но она поспешила удовлетворить любопытство Мари:

— Мсье Колверт — мой учитель. Я мечтаю стать художницей.

Мари внимательно посмотрела на девушку, и Симонетта заметила, что та пытливо разглядывает ее, словно пытается понять, правду ли ей говорят.

— Гляди-ка! Мало того, что мужчины впустую тратят время на эту мазню! Теперь и женщины туда же!

Симонетта расхохоталась.

— Вы несправедливы! Если у женщины есть талант, почему же непозволительно раскрыть его?

— Лучшее занятие для женщины, — резко возразила Мари, — рожать здоровых детей, тогда и времени на баловство не останется.

— Сколько же у вас детей?

— Шестеро. Но они уже большие, за ними не надо смотреть все время, как раньше. Выходит, теперь я могу позволить себе немного заработать.

— Но я тоже хочу зарабатывать, а для этого мне еще надо учиться и учиться!

Мари поставила на стол кастрюлю, которую все это время чистила.

— С вашей красотой, мамзель, вы могли бы найти себе богатого мужа, даже если у вас нет приданого. Дурнушке это сделать трудно, но если девушка хороша собой, всегда найдется мужчина, готовый потерять ради нее голову.

Симонетта рассмеялась. Доводы Мари весьма походили на комплимент.

— Но пока я совсем не хочу выходить замуж. Пойду-ка лучше распакую вещи и попробую еще поработать до захода солнца.

— Ну, у вас еще будет время порисовать до замужества, — с легким пренебрежением сказала Мари.

Поднимаясь по узкой лестнице в свою комнату, Симонетта с улыбкой подумала, что Мари, совсем как парижские обыватели и критики, не принимала импрессионистов всерьез. Как-то в одной парижской газете какой-то критик утверждал, что, по его мнению, и Моне, и Ренуар объявили войну красоте.

— Как они могут быть настолько слепы? — рассердилась Симонетта.

— Такова судьба всего нового, — объяснил герцог. — С тех пор как Галилея заключили в тюрьму за то, что он осмелился утверждать, что Земля круглая, всегда находились фанатики, которые боролись против новых идей.

Симонетта бросила взгляд в окно.

Полуденное солнце золотило скалы Ле-Бо. Казалось странным, что могут существовать на свете люди, неспособные оценить это волшебное сияние.

Свет, который пронизывал картины импрессионистов, представлялся Симонетте отражением не только видимого глазом, но и всей глубины души художников.

— Надо попробовать, — сказала она себе, поспешно развесила платья в шкафу, сбежала вниз за холстом и красками и вышла в палисадник.

Не было особого смысла специально искать натуру. Перед ней был дом, и его крыша в теплых красных тонах четко вырисовывалась на фоне голых скал, чьи вершины уходили в синее-синее небо Прованса.

Это было так прекрасно, что девушка всем сердцем ощутила очарование пейзажа.

Она установила маленький мольберт перед большим камнем, наполовину заросшим мхом, и начала смешивать краски. Ей хотелось запечатлеть на холсте тот контраст света и тени, который импрессионисты считали отражением самой жизни.

Отец объяснял ей смысл их художественных устремлений:

— Импрессионизм, — говорил он, — это прежде всего определенное видение мира.

— Они видят в игре света воплощение жизни? — спросила Симонетта.

— Пожалуй! — согласился отец. — Именно передача на холсте магии света стала началом поисков импрессионистов. Свет изменяет цвет всех предметов, и импрессионисты рисуют в том цвете, который они видят в данный момент, а не в том, который, по общепринятому мнению, принадлежит тому или иному предмету.

Отец помог Симонетте научиться различать цвета, устраивая ей настоящий экзамен, когда они вместе гуляли в лесу или роще. Постепенно девушка стала воспринимать почти каждый цвет как дополнение другого и скоро обнаружила, что каждый предмет окрашивался в разные цвета в зависимости от освещения и угла зрения.

— Я все понимаю, — думала Симонетта, — но мне очень трудно передать свет обычными красками, для этого были бы нужны волшебные, которые изменялись бы столь же стремительно, как сам свет!