Мгновение – вечность - [132]

К новым лицам в окружении Хрюкин был чувствителен, однако роскоши длительной притирки позволить себе не мог. Короче, им обоим, переводчику и капитану, не мешало знать, что генерал в немецком сведущ. Не в разговорном, хотя на годичных курсах Академии Генштаба произношение ему ставила Гильда Иоганнесовна Шмидт, пикантная особа, с первых же слов («Незнание иностранных языков есть признак необразованности») возбудившая у геноссе Хрюкина всесокрушающее рвение к предмету. Все хотели знать иностранный, именно немецкий, — и летчики-десятиклассники, и кадровые летчики, и командиры такого ранга, как он, умилялись плутням Рейнеке-лиса, входили в положение ранимого Вертера. А он, носивший «на гражданке» кепку-тельмановку с коротким козырьком, хотел знать иностранный, именно немецкий, сильней других. «Основное – практика», — считала Гильда Иоганнесовна, устраивая со слушателями прогулки по Москве, коллективные посещения театров. Однажды побывали даже в цирке, на выступлении сестер Кох. Но все же не разговорный язык козырь генерала, а жаргон. Немцы в воздухе не болтливы, к вниманию («Achtung!») призывать не любят, обмен ведут короткий, деловой: «Schies den Rechten ab!» — «Пришей правого!» «Knall den Linken ab!» — «Сними левого!» Ведущий не командует: «Feuer!» — «Огонь!» Он бросает своего напарника вперед, восклицая: «Hoi inn ranter!» — «Врежь!» И жаргонная лексика, и возгласы, исторгавшиеся из глубин души, пополняли его словарный запас, как, например, заклятье: «Ich komme schon weg!» — «Уйду!», прогремевшее на все Заволжье, когда командир «юнкерса», протараненного и потерявшего концевую часть крыла над Эльтоном, потянул домой. Все виды оружия, включая личное, сопровождали дымивший немецкий бомбардировщик, пока он, теряя высоту, вот-вот готовый грохнуться, шкандыбал от Эльтона до Волги. Посты ВНОС упреждали зенитчиков о его появлении, два «ЯКа» из Ленинска стремительно взмыли за ним вдогон. «Ich gehe weg!» — хрипел летчик, могучим усилием воли не давая самолету завалиться, выдерживая курс на свой аэродром. Прогромыхав над КП командующего фронтом, он таки ушел, плюхнулся на брюхо в расположении своих войск…

Такую языковую практику дал Тимофею Тимофеевичу Сталинград. Неповторимую практику. Каждый день по нескольку часов кряду. Памятную до гробовой доски. Внес в нее свою лепту и Брэндле.

Но сейчас-то Тимофей Тимофеевич как раз хотел бы ошибиться.

— Брэндле, — раскрыл глаза обратившийся в слух переводчик. — Брэндле, — подтвердил он фамилию немецкого летчика, ничего не видя перед собой. «Курт с нами! — расшифровывал он обмен, шедший в эфире на подступах к Ростову. — Курт здесь, понял? — переводил стажер. — Курт с нами!.. И Киршнеер! Последнюю группу принял Иоахим Киршнеер!.. Вчера из отпуска, здоров как бык!»

— Я же слышу, Брэндле, — сказал Хрюкин, не радуясь собственному открытию. — Где командир? — спросил он, зная, что командир и лучшие летчики гвардейского полка отбыли в тыл за самолетами. Потому и оговорился, что спросить не с кого. Немцы на подходе, а с боепитанием провал. — Где полковой канонир, инженер по вооружению? — взялся генерал за прямого виновника задержки. — Если «ЯКи» не взлетят, пусть не является… Где инженер?

— Укатил на тракторах.

— Каких тракторах? Куда?

— Погнал вытягивать увязшие грузовики с боеприпасами.

Весь гравий и шлак, какой нашелся в городе, вбухали во взлетную полосу, создавая летчикам-гвардейцам условия для боевой работы. Но подъездных путей к аэродрому нет, трясина.

— Где раньше был? Полковой юбилей праздновал?.. Отправить посыльного, вернуть на место!.. Если «ЯКи» запоздают, пойдет под суд!.. Весь мой резерв, весь – в воздух!..

Вслушиваясь в эфир сквозь атмосферные разряды, Хрюкин оглядывал небо. На востоке, откуда он ждал своих, горизонт был холоден и чист, по западной окраине свода шли облака… чем немцы, конечно, воспользуются… Капитан, кодируя распоряжения прямо в микрофон, зажатый в кулаке до побеления костяшек, поднимал по тревоге армейские полки ростовского узла базирования. Взлетят истребители? Покрытие аэродромов в окрестностях Ростова таково, что за один день армия получает по три «капота», три тяжелые аварии.

— Капитан, где «Река»?

Капитан – рохля безголосая.

Голова после ранения зябнет, вот он и спасается шлемофоном…

Авиационные штабные офицеры, инженеры, связисты – отличные операторы, одного им не дано: читать небо, воздушную обстановку и подсказывать с земли так, как может это сделать летчик, сам бывавший в шкуре ведущего. Есть нюансы, доступные только опыту. Но голос наводчика должен звучать в эфире подобно флейте, чтобы по первому звуку, какой раздастся на командной волне, все ведущие знали: «Он!» — и повиновались ему беспрекословно!

— Запросите у «Реки» условия, — наставлял капитана Хрюкин, теряя терпение. — Потребуйте время прихода!

С таким наводчиком резерва не вытянуть, но гвардия-то, гвардия!..

Хрюкин вскинул бинокль в ту сторону, где готовились на перехват дежурные звенья. Основные силы полка асов на перегонке; едва наметился в обстановке спад, повеяло передышкой, он сам спровадил свою гвардию в тыл, за самолетами, — гвардия отдых заслужила.