Мгновение истины. В августе четырнадцатого - [54]

– Мени пислали до вас, постельку постелити, – сказала Дуня, решительно направляясь к кровати.

– Не торопись, красавица, дай мне слово сказать, – промолвил барин и, вынув из бокового кармана халата маленькую красную коробочку, достал оттуда рубиновый браслет. – Ты прекрасно пела и еще лучше всех плясала сегодня в саду. В награду за доставленное мне удовольствие я решил подарить тебе эту безделицу. – Аристарх резко встал и, подойдя вплотную, надел на руку опешившей от неожиданности Дуняше браслет.

– Ой, – только и успела воскликнуть девушка, отдергивая руку, к которой неожиданно припал губами молодой барин.

«Что ж это такое, – пронеслось у нее в голове, – неужели господам мало своих барышень, что они к деревенским пристают?»

Не ожидавший от девки такой реакции Аристарх обиженно воскликнул:

– Ведь я же от чистого сердца решил тебя поблагодарить! А ты привередничаешь.

– Я, панове, простая дивка, и неча мене руки целовати да цацки дарити, – сказала девушка и, сняв браслет, положила его на столик.

– Никак не привыкну к вашему местному говору, – неожиданно признался Аристарх, – ты можешь говорить без этих хохлятских выкрутасов?

– Можу! – озорно блеснула глазами Дуня и, подойдя к кровати, спросила: – Ну что, барин, стелить постель аль нет?

– Стели, – равнодушно промолвил Аристарх и, налив себе полный бокал наливки, в один присест, по-гусарски, опрокинул содержимое в рот.

Денис, узнав от Феклы о том, что Аполлинарий отправил Дуняшу в господскую опочивальню, схватился за голову и, еле сдерживая вот-вот готовые вырваться наружу горечь и досаду, вызванные этим известием, мысленно возопил: «Что же делать? Что же предпринять, чтобы защитить Дуняшу?»

«А может быть, ей моя защита и не требуется, – остановил его холодный внутренний голос, – может быть, и пела, и танцевала она задорней всех лишь для того, чтобы понравиться этому напыщенному барчуку, а со мной она лишь только забавлялась?»

– Нет! Нет! И еще раз нет! – произнес Денис, прогоняя от себя дурные мысли. – Ведь она любит меня. А я души в ней не чаю! – Уверив себя в этом, он крадучась, сторонясь сторожей, пробрался к единственно светящемуся на втором этаже окну, выходящему в сад, и, вскарабкавшись на яблоню, заглянул в комнату Аристарха как раз в тот момент, когда барин, надев на руку девушки браслет, в исступлении целовал ее пальцы.

От увиденной картины у Дениса помутнело в глазах, и он чуть было не свалился с дерева. Сдерживая бурлящую в груди злость и ненависть к этому уверенному в своей превосходности и вседозволенности барчуку, покусившемуся на все самое дорогое, что у него было, парень соскочил на землю и, движимый чувством попранной справедливости и мести, кинулся сломя голову в господский дом. Он не знал, что будет делать дальше, но был уверен в том, что в полной мере выразит барчуку все, что он о нем думает, а там хоть трава не расти, и пусть будет, что будет.

На одном дыхании Денис преодолел пустующий зал, взлетел по знакомой лестнице и вскоре оказался возле комнаты Аристарха. За дверью было тихо.

«Неужели я опоздал?» – в отчаянии подумал он и, усмиряя готовое вырваться из груди сердце, резко отворил дверь.

Увидев стол, явно накрытый для двоих, стоящего у кровати барчука в распахнутом цветастом халате с наполовину опустошенным бокалом в руке и стелющую постель Дашеньку, Денис решил, что самое страшное уже произошло. Кровь бросилась ему в голову, и он, ничего не соображая, кинулся к Аристарху.

Тот, выронив от неожиданности бокал, растерянно произнес:

– А-а-а, это ты Дениска! Ну раз ты здесь, то давай выпьем за мой приезд…

Услышав звон разбитого стекла, девушка обернулась и, увидев расширенные, налитые кровью глаза Дениса, виновато потупилась.

Аристарх направился было к столу, но на его пути стал Денис. Поняв по его виду, что товарищ его детских и юношеских лет пришел не поздравлять его с прибытием в родные пенаты, а готов вот-вот разорвать его на части, вызывающе произнес:

– Пропусти, или я сейчас кликну сторожей, они быстро тебе вправят мозги на деревянной кобыле…

Эти слова прибавили Денису злости, и он решительно шагнув к Аристарху, процедил сквозь зубы:

– Я давно тебе хотел сказать, что ты большая похотливая сволочь.

– Ты… ты забываешься, – сорвался на крик не привыкший к такому обращению корнет.

– Я намерен защитить честь этой девушки…

– О какой чести ты можешь говорить, хамское отродье? – перебил его Аристарх.

– Ну конечно – честь, ведь это привилегия господ, – констатировал Денис, – но я тоже кое-что слышал о чести и готов за нее постоять!

– Попробуй! Уж я-то за себя постою! – уже спокойным, уравновешенным голосом произнес Аристарх, принимая боксерскую стойку.

Два некогда близких человека стояли, сверля друг друга ненавидящими взглядами. Никогда ранее такой разговор не мог состояться, ибо между ними всегда зияла непреодолимая сословная пропасть. Но сам факт, что Аристарх не стал вызывать сторожей, а решил отстаивать свою, как он искренне думал, попранную хамом честь самостоятельно, говорило о том, что барин этот еще и не был по-европейски цивилизованным человеком, но и не был он в полной мере и сторонником сословных привилегий, дающих ему полное право защищать свою честь чужими руками. Вместо того чтобы отправить обнаглевшего простолюдина для порки на конюшню, как это всегда делал с нерадивыми холопами его дед, он решил преподать ему урок посредством довольно модного среди военной аристократии английского бокса.