Мгновение истины. В августе четырнадцатого - [189]

– Но я доложил вам обо всем, что знал, – удивленно воскликнул Айсман.

– А как вы объясните то, что радиостанция русских выходила в эфир в районах расположения ваших радиостанций радиоперехвата и слежения?

– Я над этим как-то не задумывался, – нерешительно промолвил Айсман и сделал несколько импульсивных глотательных движений, словно у него пересохло во рту.

– Это непозволительное упущение с вашей стороны, майор, – строго сказал Николаи, но, заметив, как от этих слов офицер виновато опустил голову, дружелюбно добавил: – Я ни в чем не обвиняю вас. Мы сейчас вместе тщательно проанализируем этот факт. Вы выполняли все мои инструкции относительно охраны объектов?

– Так точно, господин подполковник, – уверенно ответил Айсман, присаживаясь к столу, где была развернута карта, – согласно вашим указаниям охрана объектов осуществляется по трем периметрам – внешнему, среднему и внутреннему. По внешнему, на тропах, просеках и дорогах установлены круглосуточные засады. На среднем периметре – парные патрули и на внутреннем – круглосуточное дежурство унтер-офицеров.

– Если все это так, то каким образом русские могли спокойно выходить в эфир под носом у ваших засад и патрулей?

– Не знаю, господин подполковник, – глухо ответил майор.

– Вы беседовали с охраной по этому вопиющему факту?

– Нет, господин майор. Я не придал этому значения.

«Да-а, – мысленно заключил Николаи, – из бывших адъютантов, наверное, никогда не выйдет приличных организаторов, они слишком хорошие исполнители!»

– Господин подполковник, разрешите убыть в Кенигсберг, – просительно произнес Айсман, вскакивая с места, – у меня там срочные дела!

– Какие дела? – удивленно взглянул на майора Николаи.

– Согласно графику, утвержденному начальником штаба армии, я должен быть в разведшколе на выпускных экзаменах. Вот график. – Айсман вытащил из своей кожаной папки лист и положил его перед подполковником.

Быстро пробежав глазами график, Николаи вернул его офицеру и, окинув его проницательным взглядом, с сожалением промолвил:

– Я не имею права вас задерживать, майор. Карту с вашими пометками я оставлю у себя. Передайте своему заместителю, чтобы завтра к 9.00 обеспечил явку солдат, которые несли службу во время выхода в эфир русской радиостанции, на базу. Я буду лично с ними беседовать.

– Яволь, господин подполковник! Ваше приказание будет выполнено!

На следующее утро Николаи, побеседовав почти с половиной охранников, вызванных со всех объектов на базу, пришел к неутешительному выводу, что ему попался довольно изощренный противник, который не только не оставлял после себя следов, но и не вызывал у охранников никаких подозрений. Так ничего и не добившись, он отпустил солдат восвояси.

После этого, разложив перед собой карту и сделанные в блокноте записи, Николаи стал вновь все досконально анализировать. Еще и еще раз сопоставляя время короткого выхода в эфир русской радиостанции, он неожиданно поймал себя на мысли, что где-то уже видел эти даты.

«Ну конечно же», – подумал он, вспоминая график инспекции Кенигсбергской разведшколы офицерами армейского разведывательного бюро. Профессиональная память словно сфотографировала этот документ, в котором совпадали даты выхода в эфир неизвестной радиостанции и выезда Айсмана в Кенигсберг, а количество четных цифр совпадали с количеством дней, проведенных майором в городе.

У Николаи от этого, возможно, случайного совпадения заломило затылок. Он, уверенным движением ладоней по часовой стрелке начал медленно массировать затылок до тех пор, пока боль не утихла.

«Этого не может быть! – отгонял от себя назойливую мысль о предательстве Айсмана. – Этого не может быть!»

Но факты убеждали в обратном.

«Если предположить, что враг – Айсман, то все становится на свои места. То, что никто так и не мог обнаружить следов неизвестной радиостанции, можно объяснить тем, что майор передавал свои сообщения русским со своих же радиостанций, каждый раз с одной из семи. А свои тридцать сребреников он скорее всего получал в Кенигсберге, заранее предупреждая русских, что будет там столько-то дней. Как же здесь все четко отлажено, – с отвращением думал Николаи об Айсмане, – но как же он, прусский дворянин, смог попасть в шпионскую сеть русских?»

Все эти мысли не давали покоя шефу германской разведки, который мнил себя истинным и проницательным знатоком человеческих душ. И вот приходило медленное прозрение, что не все так хорошо в его ведомстве.

«Зря я в свое время насмехался над близорукостью австрийской контрразведки, которая до получения подозрительного письма ничего не знала о том, что под боком у нее орудует российский шпион, полковник Редль. Как бы и мне не пришлось выслушивать от кайзера нелицеприятные упреки о вопиющем предательстве в святая святых – германской спецслужбе. А может быть, все это простое совпадение, к которому майор Айсман не имеет никакого отношения, – мелькнула у Николаи спасительная мысль, – хотелось бы этому верить, но как проверить?»

Еще ничего определенно не решив, подполковник надумал съездить в Кенигсберг и там тайно понаблюдать за майором. Хоть и не по нутру ему была эта чисто филерская обязанность, но ничего другого он придумать не смог. Не ставить же в известность шефа Кенигсбергской полиции о возникших у него подозрениях. А если Айсман ни в чем преступном не замешан, как он будет выглядеть тогда в глазах обер-полицмейстера.