Мгновение истины. В августе четырнадцатого - [183]

– Кайзер считает, что Гинденбург и Людендорф своей победой под историческим Танненбергом в 1914 году взяли реванш за поражение рыцарей Тевтонского ордена в 1410 году в Грюнвальдской битве, и готов чествовать их как национальных героев, – воскликнул фельдмаршал.

– О да, конечно, – поддержал его Николаи, – они, конечно, достойны и большего, однако нельзя забывать и об остальных участниках этого великого действа. Ведь во многом этой знаменательной победе способствовала незримая работа моих сотрудников, своевременно представлявших командованию данные о противнике и расшифрованные телеграммы русских.

– Вы скромничаете, мой мальчик, ведь это вы за столь короткий срок сумели создать самую результативную в Европе спецслужбу. Я знал, что из вас получится настоящий профессионал своего дела, – удовлетворенно промолвил фон дер Гольц, – впрочем, как и многие другие мои ученики, – добавил он, хитро прищурившись. – Думаю, что замена болезненного Мольтке на моего самого достойного ученика, Фолькенгайна, послужит более ускоренному движению наших армий вперед, вплоть до самого Парижа!

– Яволь, мой фельдмаршал, – бодро откликнулся Николаи, – ваши ученики и соратники, я уверен, рано или поздно, но добьются победы не только на востоке, но и на западе!

– Вы думаете, что война затянется? – спросил озабоченно фон дер Гольц.

– Все идет к этому, – неопределенно ответил Николаи.

– Я знаю, что вы всегда говорите правду, какой бы горькой она ни была, – многозначительно произнес фельдмаршал, – мне тоже так показалось после нашего поражения на Марне. Блицкриг, согласно плану Шлиффена, нам, к сожалению, не удался. Теперь немцам придется затянуть пояса. Но надолго ли хватит их патриотического запала? Каково, по-вашему, общественное мнение в отношении затянувшейся войны в тылу?

– Трудно сказать, – задумчиво промолвил Николаи, – определенно могу сказать только одно, «ура-патриотизм», с которым наши соотечественники встретили начало войны, схлынул на «нет». Особенно это заметно в Берлине. Не слышно бравурных речей, с домов сняты флаги и патриотические транспаранты. Да что и говорить, когда там уже вводятся карточки на продовольствие. Появились недовольные. Все это на руку социалистам, которые раскручивают свой новый предреволюционный лозунг «Чем хуже, тем лучше!».

– Но с этим же надо как-то бороться, – растерянно промолвил фельдмаршал, – пока не дошло до открытых выступлений рабочих, хотя бы посредством печати…

– Я вынужден констатировать, что правительство в этом важном деле ограничилось памяткой, в которой указано лишь, чего нельзя говорить во время войны. Для положительного же руководства общественным мнением не подготовлено ничего.

– Так берите все это в свои руки! – с жаром воскликнул фон дер Гольц. – Я уже неоднократно советовал кайзеру передать печать и все, что связано с формированием общественного мнения в тылу и за границей, в ваше ведомство.

– У правительства нет на это средств, а тот небольшой штат сотрудников, что я оставил в Берлине, по мере сил и возможностей, конечно, занимается печатью, цензурой и перлюстрацией, но они не могут объять необъятное. А на общественных началах этой работой в полном объеме никто заниматься не будет. Ведь вы прекрасно понимаете, что нам необходимы не только известные, пользующиеся доверием читателей журналисты, но и профессиональные цензоры и перлюстраторы. А они стоят денег, и немалых.

– Я еще раз поговорю об этом с кайзером, – пообещал фельдмаршал, – кстати, завтра у меня как раз запланирована с ним встреча…

Заметив удивленный взгляд шефа разведки, фельдмаршал добавил:

– Назрел вопрос открытия третьего фронта. Вот мы с верховным главнокомандующим и решили его обсудить. Ведь, насколько я знаю, запланированного Мольтке националистического восстания в Польше так и не произошло. Так же как в Индии и Египте не удалось возбудить «исламского фанатизма», и зеленое знамя «священной войны» против русских и англичан там так и не поднялось. В связи с этим у нас осталась единственная возможность оттянуть часть русских войск с нашего Восточного фронта – двинуть на Кавказ союзную нам турецкую армию. Вступление турок в войну непременно изменит облик всей войны. Часть русских сил с Австро-Германского фронта будут отвлечены на Черноморский и Кавказский фронты. Второе, немаловажное значение – это то, что кратчайшее сообщение России через Босфор, Дарданелльский пролив и Средиземное море с внешним миром, особенно с Францией, будет немедленно прервано. И в-третьих, последует неминуемый разгром Сербии, лежащей на пути прямого сообщения между центральными державами и Турцией, а с разгромом Сербии Германия приобретает прямой доступ к турецкому сырью.

– Но сумеет ли турецкая армия удержать Кавказский фронт? – поинтересовался Николаи. – Не придется ли нам оказывать им помощь?

– Я уверен, что турки выдержат, – уверенно заявил фельдмаршал, – в свое время я хорошо там поработал и могу, не хвалясь, сказать, что турки, вооруженные нашим оружием и под командой прекрасно подготовленных нами офицеров, сегодня составляют достаточно мощную силу. Им бы еще хорошего главнокомандующего, и тогда Кавказский фронт сумел бы перемолоть не одну русскую дивизию.