Мгла - [73]

Зудина охватило отчаяние. Он выбежал из квартиры, сел в машину и понесся на бешеной скорости по МКАДу, открыл все окна и заорал. Во всю силу легких. Поверил, что готов разбиться ко всем чертям. Но мышечная память не подводила. Рука твердо направляла машину. Визжали тормоза, водители орали вслед, но он не слышал их.

Зудин гонял, пока не почувствовал себя вымотанным. Приехал домой, упал на кровать, надеясь уснуть, но сон не приходил. Вновь стали одолевать мысли. Он пошел на кухню, достал коньяк, нарезку. Наливал стакан доверху и пил большими глотками. Пил, пока не выпил бутылку, пошатываясь, вернулся в комнату и повалился на кровать. Болезненное забытье придавило его как тяжелое одеяло.

Утром беспрерывно звонил телефон. Мать, с работы. Зудин не мог разговаривать, притворялся, что все хорошо и закруглял разговор. Телефон продолжал звонить, он швырнул его об стену. Дорогой аппарат разлетелся на части.

Зудин лег под одеяло и постарался ни о чем не думать. Покой продолжался недолго. Молодой организм не мог бездействовать. Кровь прихлынула вниз живота, стало тепло, в паху заскребло беспокойными ноготками. Он повернулся, словно хотел разогнать плохой сон, но это было куда сильнее, чем сон. Улыбающиеся женщины показывали себя со всех сторон, сменяя друг друга, как кадры кинопленки.

Привиделась Ольга, подставляющая себя как кошка. Зудин стал развивать тему. Ольга, похотливая как Ромашка; лезет к нему в штаны, достает член… двигает по всей его длине красивой рукой… Он оттянул трусы и принялся дергать свою воспаленную плоть. Кидать куски бешеной псине. Ольга открывает рот, у нее вздутые губы… как у Наташки…

Стоп! Ольга не превратится в Наташку, даже в фантазиях. Это не срабатывает. Он это уже проходил. Зудин вскочил и заходил по квартире с загнутым до пупа членом, беспорядочно задвигался, словно сорвал кольцо с гранаты и не знал, куда ее бросить. А если сопротивляться? Хотя бы попробовать! Не накормить голодного зверя! Нет, накормить. Зверь на какое-то время уляжется и будет спокойней. Так будет лучше им обоим. Нет! Сделать усилие! Зверь проснется и потребует своего. Зудин быстро оделся и вышел на улицу.

Он не заметил соседку, которая поздоровалась с ним. Запрыгнул в Рейндж Ровер и погнал. Гонял по Москве, не выбирая направления, лишь бы ехать, двигаться. Никого не видеть и не слышать. На третьем транспортном кольце попал в пробку. Справа мигала поворотником красная мазда-трешка, симпатичная блондинка просила пустить в его ряд. Он притормозил, она повернулась, и он прочел по губам «спасибо». Милые такие пухлые губки.

К черту! Убраться куда-нибудь, где нет ни одной бабы! Зудин свернул на Волгоградку, доехал до Кузьминок, бросил машину и пошел в парк. Он выбирал глухие углы, чтобы вокруг никого не было. Уложенные плиткой дорожки, клумбы, фонтаны — все, что было сделано рукой человека, отвращало. Казалось, все, что связано с человеком, заражено пороком. Хотелось девственной неоскверненной природы.

Люди были везде, и больше женщин, чем мужчин. Словно агенты скрытого наблюдения, вели за ним слежку. Зудин свернул с дорожки и пошел в лес. Бродил, уперев глаза в землю, словно посох; смотрел вверх, завидуя беспечности птиц. Пока не встретил упавшее дерево, и сел на него. Комары налетели на него со всех сторон. Зудин сорвал ветку, чтобы отмахиваться.

Но мысли были назойливей, чем комары. Была бы здесь Ромашка, ей и комары не помеха. Встала бы к дереву и сняла джинсы. Этого он и хотел. Назойливые комары мешали грешить со своими мыслями. Наташка приедет и успокоит его. На какое-то время, пока он не захочет чего-нибудь новенького.

Зудин попробовал представить у дерева Ольгу. Вот она стягивает джинсы, наклоняется и прогибает спину. Да, она обалденная. Но почему у нее такое недоуменное лицо, как будто он вынуждает ее делать что-то не свойственное женщине. Так не заводит. А Наташка заводит. Грязная сука с отвисшими сиськами, с натертыми губами, которые никогда не закрываются, — заводит. Он застонал от отчаяния.

Деревья, немые свидетели его терзаний, жалели его, тянулись листвой, словно хотели погладить. Зудин поднялся и пошел бродить под ветвями, понуривший голову заплутавший блудник.

Так прошел день. Зудин устал и хотел пить. Пора было возвращаться. Он пошел наугад, не выбирая направления. Вышел на Кузьминскую улицу и направился к Заречью, где оставил Рейндж Ровер. К счастью, в машине оказалась вода. Зудин долго пил большими глотками. Потом чистился. Приводил в порядок брюки и обувь. Он всегда возил в машине белую рубашку, на случай, если вдруг будет важная встреча, а он не успеет заехать домой переодеться. Он снял футболку, обтерся ей, и надел рубашку.

Глава ХХIII (окончание)

Невдалеке за деревьями была церковь. Зудин подумал о церкви, только когда увидел ее. Он удивился, что эта мысль не пришла ему в голову раньше. Он почувствовал себя, как тонущий в океане, который неожиданно встретил доску. Он смотрел на белеющую за ветвями церковную стену, и ему хотелось заплакать. Так в далеком детстве, потерпев какую-то обиду, он бежал к матери, убежищу и защите от всех несчастий. Он плакал, а мать гладила его по голове, и утешала, говорила, что все будет хорошо. Обида проходила, он успокаивался, и все действительно становилось хорошо. Зудин почувствовал, что за церковной оградой его ждет избавление. Он закрыл машину и зашагал к церкви.