Мгла над Гретли - [3]

— Так вы говорите, что только что вернулись из Канады?

— Да, — отвечал я, — а что?

Наверно, сейчас примется рассказывать о своих очаровательных крошках, которые были эвакуированы в Канаду. Может быть, даже спросит, не случалось ли мне их там встречать.

— Дело в том, — сказала она совсем тихо, — что месяц тому назад я видела вас во французском ресторане Центрального отеля в Глазго. Я даже немного знакома с человеком, с которым вы тогда обедали.

Разумеется, на это можно было ответить тысячью различных способов, но надо было выбрать наиболее безопасный ответ и выбрать немедленно. Всё же я успел понять, что никто из пассажиров не интересуется нашим разговором. Женщина продолжала улыбаться, наклонившись вперёд и глядя на меня с тем простодушно-наивным выражением, которое способно хоть кого довести до белого каления.

— Вы уверены, что не ошиблись?

— Вполне уверена. — И с чуть заметной издёвкой, которая мне очень не понравилась, добавила: — У меня ужасно хорошая память на лица.

Я старался припомнить, с кем это она могла меня видеть в Глазго. Вряд ли это был кто-нибудь из очень известных. Тем временем я полностью взял себя в руки.

— Я сказал, что недавно вернулся из Канады. Но ведь я не говорил, когда туда уехал. Между Глазго и Канадой всё ещё курсируют пароходы, не так ли?

— Разумеется. Значит, тогда вы как раз уезжали в Канаду?

— Именно. — Теперь уже было неважно, с кем она меня видела.

Она придвинулась ко мне ещё ближе (сейчас она была похожа на подкрадывающуюся кошку) и прошептала:

— Дело в том, что я ещё раз наткнулась на вас — уж эта моя злосчастная память — в ресторане “Мирабэль”, в Лондоне, не далее как три месяца назад. Не могли же вы в это самое время быть в Канаде?!

Я покачал головой.

— Что касается Глазго, то тут вы были правы, но на этот раз вы, к сожалению, ошиблись.

Но, разумеется, она не ошиблась, и знала это. Что и говорить, получилось не очень складно, но в конце концов какое это имело значение?

Женщина откинулась назад, продолжая изучать меня с интересом. Так мы сидели молча, глядя друг на друга с минуту или две, потом она спросила:

— Надолго к нам в Гретли?

Я ответил, что к сам не знаю, это будет зависеть от того, устроюсь ли я на ту работу, которую рассчитываю получить. Я искренне старался, чтобы эти слова прозвучали правдиво. Она кивнула, затем достала визитную карточку и протянула её мне.

— Извините моё любопытство, но я так удивлена тем, что, раз запомнив ваше лицо в Глазго, могла спутать вас с кем-то другим в Лондоне… Со мной этого никогда не бывало. Так что если вам случится наткнуться на объяснение этой загадки, может быть, вы мне позвоните и заедете на чашку чаю или рюмку виски — я живу совсем рядом с Гретли, около завода Белтон-Смита.

Так вот оно что…

Женщина закрыла глаза, но на лице её играло всё то же подобие улыбки. Я опустил визитную карточку в карман жилета, так и не взглянув на имя.

Мда… Не слишком блестящее начало операции в Гретли. А всё оттого, что это задание было мне не по душе и нагоняло на меня тоску, да ещё эти неутешительные сообщения с фронта. Что и говорить, совсем недурно войти в намеченную роль ещё до того, как прибудешь на место назначения, но для этой женщины, которая была очень не глупа, знала весь город и, возможно, не закрывала рот по двенадцати часов в сутки, для этой женщины я уже был не что иное, как отъявленный лгун и, что того хуже, загадочный лгун. А может быть, кто-нибудь ещё слышал наш разговор? Оба парня всё так же были погружены в чтение, розовощёкий спал как убитый и тихо посвистывал носом, но, обернувшись, я увидел, что смуглолицый толстяк как раз прикрывает свой правый глаз тяжёлым веком. Значит, он всё слышал!

Может быть, ничего особенного тут и не было, но какое, однако, блестящее начало! Если так пойдёт и дальше, то к концу недели я смогу появляться на улицах Гретли не иначе как в накладной бороде и с плакатом “Я из Отдела!”. Ай да Ниланд! Хорош детектив, нечего сказать…

Я сделал вид, что заснул, и не прошло и получаса, как женщина обменялась с жирным иностранцем справа от меня понимающим взглядом. Его я, разумеется, видеть не мог, так как притворялся, что сплю. Но достаточно было одного взгляда на неё, чтобы понять: между ними что-то есть, и позже они, вероятно, где-нибудь встретятся, а сейчас притворяются незнакомыми. И что бы за этим ни скрывалось, конечно, они не были любовниками — не так она на него смотрела. Это был взгляд делового партнёра, а не любовницы.

“Чёрный рынок”? Да. Скорее всего, чем что-нибудь по моей части. Во всяком случае, я твёрдо решил воспользоваться приглашением незнакомки и заглянуть к ней на этой же неделе.

Наконец подкатили к Гретли. Вокзал был как тысячи вокзалов в маленьких индустриальных городишках — крошечный и жалкий. Выход я кое-как нашёл, но дальше простиралась кромешная тьма: затемнение. Как я ненавижу эти затемнения! Они — одна из ошибок этой войны. Есть в них что-то жалкое, унизительное, что-то от мюнхенской капитуляции. Будь моя воля, я бы выключал свет не раньше, чем бомбардировщики будут прямо над головой. Пусть опасно, зато не будет этих удручающих, жалких, затемнённых улиц и слепых стен. Мы не должны были позволить этим грязным подонкам затемнить полмира! Наши затемнения — одна из форм признания их могущества. Могу себе представить, как эти маньяки хихикают при мысли о том, что мы блуждаем впотьмах, во мраке, в который они нас ввергли! Мы окружили себя тьмой, подобной тьме их гнусных душонок. Ненавижу затемнения!