Межпоколенческая коммуникация - [10]

Было отмечено, что у людей старше 30 лет проявляется стремление к большей степени стандартности и литературности в собственной речи и одобрительное отношение к высокой степени литературности в речи окружающих. Обычно это объясняется следующими факторами: необходимостью использовать литературный язык на рабочем месте (что весьма характерно для тех, кто стремится к продвижению по службе); лингвистическим давлением в среде окружающих сверстников и коллег по работе; установками на использование норм литературного языка и попытками внедрить в речь ребенка правильные литературные формы при воспитании собственных детей (что особенно характерно для женщин-матерей, Labov 1991). Как показали некоторые социолингвистические работы, с достижением пенсионного возраста и выходом на пенсию происходит ослабление тенденции к языковому консерватизму (особенно среди мужчин, Labov 1972). С уходом на пенсию теряется необходимость придерживаться литературных норм из-за карьерных соображений, а в присутствии уже взрослых детей или в случае, когда взрослые дети уже покинули семью, не нужно обязательно говорить литературно в воспитательных целях. Таким образом, пенсионеры, по крайней мере, англоязычные пенсионеры, начинают говорить менее литературно и правильно, чем более молодые и еще работающие люди.

Тенденция к языковому консерватизму может сосуществовать с тенденцией к «консервации» речевых навыков с возрастом. Например, исследуя вопрос о социальной маркированности языковых единиц, Л. П. Крысин (2000) проследил за употреблением у фрикативного вместо нормативного г среди лиц различного возраста. Было установлено, что если в сравнительно молодом возрасте речь говорящего содержала эту произносительную особенность, то в зрелом возрасте человек уже не мог отказаться от г независимо от устремлений носителя языка к правильности речи.

Представления о среднем возрасте, как особой возрастной категории, стали формироваться уже только в послевоенные годы (Chudacoff 1989). Появились стереотипные представления об этом периоде жизни, например, понятие о кризисе среднего возраста, привлекшее внимание многих исследователей. Взрослый человек осознает, что молодость уходит, и пытается найти свое место в новых условиях. Опустевшее семейное гнездо, разъехавшиеся дети постоянно напоминают людям среднего возраста о приближающейся старости. Новые поиски смысла жизни людьми среднего возраста, помимо воспитания детей, приводят к разного рода изменениям н привычном поведении. В России, для иллюстрации одного из аспектов мужского кризиса среднего возраста и попыток его преодоления вполне применима старинная пословица «седина в бороду — бес в ребро». В США кризис среднего возраста у мужчин может проявляться в появлении повышенного интереса к спортивным автомобилям или, как и в России, к молодым женщинам. В России кризис среднего возраста в последние годы рассматривается с учетом небывалого всплеска смертности среди сорокалетних мужчин в 90-е гг. XX в., которая оказывалась в 4-5 раз выше, чем смертность женщин в этом возрасте. По мнению специалистов, кризис среднего возраста у российских мужчин проходит на фоне существенно возросших стрессогенных факторов, депрессий, а также массовых алкогольных отравлений и значительного роста самоубийств.

Несвоевременное исполнение социальных и иных ролей, вне общественно принятого возраста, часто осуждается, что хорошо проявляется в фольклорных нарративах: Какая она уж невеста! Из годов вышла. «Невозможность выйти замуж мотивируется завершением определенной возрастной фазы... несвоевременная реализация социальной роли влечет как бы выпадение человека из строго регламентированного течения традиционной жизни» (Устюжинова 2001, 2).

Современные представления о пожилом возрасте тесно ассоциируются с достижением пенсионного возраста и, часто не совпадающего с ним, выхода на пенсию. Определение старости стремительно изменялось в последнее столетие. Старость стали связывать не только и не столько с прожитыми годами, сколько с факторами здоровья, социального и финансового благополучия. Рост средней продолжительности жизни, новейшие достижения в медицине и социальном обеспечении в XX в. предопределили то, что во многих развитых странах хронологические определения старости уже не совпадали с тем, что понималось под старостью веком раньше. С ростом продолжительности пожилого периода в жизни людей стали появляться и новые термины (например, ср. в английском языке: the young old; the old old; the oldest old — молодые старые, старые старые, старейшие).

В прошлые века изменяющиеся представления о старости систематически не изучались, хотя существуют любопытные материалы, проливающие свет на эту проблему. Так, этнографические материалы XIX-XX вв. дают возможность судить о крестьянских представлениях о старости в России. Устойчивой возрастной границы наступления старости крестьянская традиция не выделяла, хотя, как правило, стариками и старухами считали людей, достигших пятидесятилетнего возраста (Панченко 2005). По мнению А. А. Панченко, для русских крестьян маркером наступления старости зачастую была утрата человеком репродуктивных способностей и полноценности — как в физиологическом, так и в социально-экономическом отношении. Среди очевидных атрибутов старости в российской деревне была и стариковская одежда. «Старики редко имели штаны (ходили в подштанниках), старухи вместо рубах и сарафанов носили глухую одежду типа сарафана без лямок или передники с рукавами... В целом стариковская одежда приближалась к детской по целому ряду признаков: практическое отсутствие половых различий, запрет на новое платье даже в праздники, отсутствие каких бы то ни было украшений, необязательность штанов (для мужчин) и даже перепоясывания и т. д.» (Бернштам 1988, 69).