Межгосударство. Том 1 - [20]
Кощейаредам вроде хартофилакса сон. Сколь ни любопытны окказиональные японцев с итальянцами, уступил, забылся над беловиком господина-растратчика казённых Изуверова. Таких преступных себе не лиценцировал. Во сне могло от начала света до конца света, из рта секрет и вообще-то, в неудобной тем паче, бесконтрольное эректоров, способное изорвать, больно устал, атлант, на кол, на небесную ось, принудили растолковывать азы естествофилософии, сон неожиданно. Предшествуй обыкновенная свинцовость век, пощипывание глаз и исход вразумления, ретировался из библиотеки. Смуглая и худая щека на желтоватый лист, чернила отпечатались: «Эпизод двадцать третий. Дом предстаёт сколь громаден».
«Эпизод двадцать третий. Дом предстаёт сколь громаден, столь и роскошен. Снаг видит это, когда оба привёзших его выдворяются из кареты, остаётся стоять перед широким подъездом, соседкой ещё двух столь же богатых. Снаг выбирается из под сиденья, но остаётся внутри. Не хочет удирать через забор, потому что высок и собаки, намеревается хитрить.
– Чтоб вас всех с вашим узами.
Эпизод двадцать четвёртый. Ганс поднимается на крыльцо, открывает дверь, сильно ею хлопает и бежит к стражу у ворот.
– Эй, судорога, уши развесил, там сейчас отца оприходуют в отрезанную голову.
– Ты охренел, такие фантазии не позволительны даже матери.
– Ты что, обморок, оглох, говорю сейчас, значит скоро уже, ты-то тогда на хрен нужен? Пораскинь что ещё не сгнило, ты меня среди прибывших видел? А я, на хрен, не призрак мщения. Так как я такое умудрился? А так, что меня проллобировали сюда, в последней, проверяемой тобой бездарнее бездарного карете, что бы было на кого смерть отца. Не веришь? Хочешь перебакланю о чём ты с теми двумя бакланил? Ты спрашиваешь, откуда ж таких мудаков выхватывают, а они…
– Ладно, залепи уже. В карете был. Но прочее фердыщет. Не верится в страшном, чтоб Пескаторе или Бертоли метили отца свалить.
– Ну и кретин, как тебя вообще итальянским именем вооружили, адъюнкт-паста? Ну случится, отца на сковороду хмуро молчать, так все и подумают на хоть и красивого, но чужого головореза, никто, как и тупоумие в лице тебя, не решит, что это Бертоли или Пескаторе. Или они союзно.
– Так на хрен ты мне уши терзаешь? Иди, убивай себе, до нашей встречи.
– И как ты дожил, наверное от этих ворот тебе далеко отходить не разрешают? Простой вопрос, как считаешь, станут Бартоли или Пескаторе, надеюсь тебе известен их сквернонрав пованивающий дерьмом ещё когда оба были младенцами, меня на все четыре, после шмяка в святая святых, что бы я со всех колоколен всем, чья затея и кого благодарить по кредитообязательствам?
– Ладно, лядвия, убедил. Пошли руки отрывать.
– Точно слабоумный. Ты вообще умеешь планировать? Все обжираются пастой, а тут мы с бурлением под лёгкими для пущего аппетита, ваши, говорим, отец-в-мозгах-холодец, Пекаторе и Бертоли, да-да, те самые, что сидят по правую и левую от вас, решили, на хрен это старческое разделение, они знают больше анекдотов. А откуда сведенья? Да вот от этого элегантного оборванца с выдумкой. Сам пришёл.
– Как же тогда их залучить?
– Слава италобогу, сам тупой, так спросил совета. Меня посадили за рабочий стол, сказали как придёт счетами подтираться, первым делом швырни чернильницой. У него же в этой убогорезиденции только один кабинет?
– Один, во втором этаже, не думай, что ловко выпытываешь.
– Ну эти двое зуб точат так, что уже три или пять сточились. Не моими драгоценными, так ещё каких-нибудь волосатых из ваших пригонят из Неаполя-папы. Потому мы с тобой и впрямь пойдём аппетит попортим, но только ты набрешешь на всех ваших наречиях, что поймал меня в кабинете. Смекаешь?
– Да так.
– Что милосердие в лице предполагаемой жертвы тогда велит тебе со мной произвести и в позе какого журавля? Если узнает, что я от страха насрал на стол в его кабинете?
Страж чиркает пальцем по кадыкастому.
– И даже мне это кажется не слишком суровым. Мы с тобой уходим превратить площадь Испании в Гревскую, а между тем Пескаторе и Бертоли дотумкивают, инкогнито похерено, отравленные иглы не в те телеса, но делать нечего, придётся старого бздуна самим. Мы с тобой в это время притворимся стеллажами и накроем во время оно. Пока Пескаторе будет грызть мою подошву, а Бартоли извлекать бра из виска, я всё отцу на уши и навешаю.
Эпизод двадцать пятый. План Снага таков. Затаиться в кабинете со стражем в ожидании отца и соврать тому, приспичило по малой или по большой, или затеять там блевать, прямо на ковёр. Каким способом покинуть, сообразит. Правда блевать особенно нечем, два дня ничего не жрал, однако можно обойтись. Оба стремительной походкой входят в просторный холл дома.
– Ну, где тут у вас подают мясо младенцев разорившихся лавочников?
– Наши лавочники не разоряются, не вздумай ляпнуть за стеной, если доведётся оказаться.
Оба являются к столовой. Страж вознамеривается ворваться внутрь, Снаг останавливает и велит взять себя за шиворот, он же, по их легенде, пойман в кабинете отца.
Эпизод двадцать шестой. Входят в столовую.
– Вот, дон Пульони, высерок с туманным планами на ваш. Выбирал что почитать в вашем, пальцами все серванты исхватал. Говорит библиотека без Дон Кихота всё равно что сыны Италии протягивающие руку за чужим добром.
Только 6 глав, пусть и составляют эпос-что-было, мало любить чтение до дислексической дрожи, история в категории детектива, даже если написано всё, спрошу, вы бывали в выколотой окрестности? там по-прежнему туман? Аннотация тоже улика, универсальное прочтение утка как и эрудиция, премоляродробительная сатира на историю человечества, все расследования всех переданных по наследству абсурдов, комната для ознакомления может и не закрываться на сисситии.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.
Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.
Семейная драма, написанная жестко, откровенно, безвыходно, заставляющая вспомнить кинематограф Бергмана. Мужчина слишком молод и занимается карьерой, а женщина отчаянно хочет детей и уже томится этим желанием, уже разрушает их союз. Наконец любимый решается: боится потерять ее. И когда всё (но совсем непросто) получается, рождаются близнецы – раньше срока. Жизнь семьи, полная напряженного ожидания и измученных надежд, продолжается в больнице. Пока не случается страшное… Это пронзительная и откровенная книга о счастье – и бесконечности боли, и неотменимости вины.
Книга, которую вы держите в руках – о Любви, о величии человеческого духа, о самоотверженности в минуту опасности и о многом другом, что реально существует в нашей жизни. Читателей ждёт встреча с удивительным миром цирка, его жизнью, людьми, бытом. Писатель использовал рисунки с натуры. Здесь нет выдумки, а если и есть, то совсем немного. «Последняя лошадь» является своеобразным продолжением ранее написанной повести «Сердце в опилках». Действие происходит в конце восьмидесятых годов прошлого столетия. Основными героями повествования снова будут Пашка Жарких, Валентина, Захарыч и другие.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.