Межгосударство. Том 1 - [14]

Поправив, чаще норовили спасть с иссушенного солнцем, широким на дорогу, от церкви к мосту и под тем, символом победы над плесенью при помощи реактивов. В правой высокий деревянный лекиф, с вырезанной трёхголовой в кольчуге, с двумя протазанами, по одному в каждой. Из голов, правая со стороны смотрящего, более остальных, досконально до периорбитальной клетчатки. Щерящиеся в оскале, сведённые, раздутые. Умопомрогнев, холодное пламя из ладоней, мешающее напиться из ручья. Долго шукал в своей подобное, к апагоге, ирландская Морриган, три ипостаси, Бадб, Нейман и Фи. Хлебная крошка с ощеренной пастью, решил для себя, Бадб, одна из пантеона. Ваза узка, могла свободно под широкими, не потеснив переднего и заднего. Изо дня в день, на протяжении лет одно и то же, столь упорно, не дотянул бы ни один венский импозант, дотягивал в одном сюртуке от 11 ноября до вторника фашинга. Синие чембары, широкий, шитый игрой в бисер корсаж, тонкую зеаметовую, приятную для шагрени, поверх до пят видлогу с рукавами и белую чалму, украшенную маленьким дифракционным во лбу, при нём, как понятно, огибал препятствия. Впереди каменный понтон, являлись люди, отчаявшиеся добиться от жён неестественного совокупления и желающие раньше положенного распрощаться с. Отчего бы им так долго, достигать узбоя и тут кончать, никак не мог уяснить, разумея, однако, что кому-то, впрочем, идти близко, возможно где-то неподалёку затеялся обскурантический городок. В две седмицы раз, бывало и чаще, какой-нибудь на мост, останавливался, думал, что думает, решает, на что-то решается, вниз головой в богот. Один из таких после себя палею из реестра. Эмиль Коновалов «Апология самоубийства», Солькурск, 1848 год. Объяснялось прогрессивное мальтузианство о бамбуковом, стартует к орбите из самоубийц. Хартофилакс заглядывал в переплёты всех, прихваченных вояжёрами в долину, и эту. Ознакомление с натугой, стал понимать утопленников лучше, не так пробировать и мысленно оплёвывать их могилы, импрессии, как от Аристокла или почти античного, не получил. Увиделись сёстры. Растворяли мох на валунах перед домом и грелись на, выпячивая из пазов кости. И где только такие старики находят пошляться, старшая, завидев. Но что-то добыто. Подарок, подарок, соскочила с камня и нетерпеливо заходила перед, ожидая, гость подойдёт и вручит сказанный и понятый. Это что же, обратно? – обиженно скривив. Никак нет. А что же тогда? – подошла вторая. Ведь эта та же ваза. Необходимо разъяснение (необходимо ли разъяснение?). В прошлый искупительный раз, справляли очередной год бороды хартофилакса (не претендует ни на что кроме волглых сужений век), сёстры преподнесли такую или очень похожую на, втюхивал хартофилакс. Вот утверждал, другая. Ну конечно другая, хартофилакс. Я намеренно вырезал вам такую же, позабавить и проверить внимательность. Раз так, то спасибо тебе, о мудрый хартофилакс-наперсник, старшая, младшая легонько в усы. Праздновать, соглашался на требования сестёр, из, в обычные дни, не рождался ни один, с возмущением. В изобретателя ансерпиннама, хартофилакс и старшая разбежались в разные, младшая осталась в качестве арбитра. Хартофилаксу разводить ластами под, старшая пыталась оглушить зарядами взятыми из припрятанных фейерверков, доплыл до заводи и попытался на материк, спихивала коромыслом, взбежала на мост и бомбировала на голову, переплыла на другой и началось дегаже на крестах, вывернутых из божьей нивки, сумел сместить в приготовленную, стал бросать в лицо теллус и псаммит, застить глаза, выбралась и побежала сжигать библиотеку, никак не мог допустить. Силы в хартофилаксе ещё много, оставался теми же крюками и пастью епископа, одолевшая без счёта упанишад голова шалости со скрежетом. Сёстры набегались и запыхались, сели играть в кровавое лото. Скучнейшее, только можно от Австралии до Новой Зеландии. Старшая, на правах, доставала из мешка деревянные и громко обличала цифирь, хартофилакс и младшая, должны зорко, совпадает, хаотично на картах. Бегучка заполнялась в горизонт (иначе бы это был столбец, да), счастливец кусал в запястье или в щиколотку противника, вся карта, кусал в шею. Вымучив пять или шесть конов, старшая объявила, желает пригрохотать в гости к хартофилаксу. Делать нечего. Младшая занесла репрезент в дом, по дороге к церкви, напустив до жути ветхозаветный. Не успели и десятка, остановился, звонко хлопнул по лбу, от изумруд вдавился и отброшен обратно с крупностью, едва не утянул за собой чалму и голову. Вот ослиный остолоп, с чувством, да я ещё в прошлый раз позабыл у вас в шалмане свою трубку. И вправду, я её нашла на воображаемом камине. Сейчас я, дирижаблем туда, вы канайте, а я догоню, прогрессом в дом сестёр. Нагнал, не успели сделать половины от оставшегося. Титаниды за излюбленную маету, колку дров, хартофилакс сказал, скинет трубку к остальным. Вскоре присоединились. Старшая рассказывать про последнего утопленника, какой аноморфоз на хребте, младшая, и сама видела, лупилась на даренный ими кувшин, подобие, оторвал от себя сегодня. Стоял на, не покидал ни разу с самого дня прошлого сретения злокозненной бороды (сомнительно как, на «Мэйфлауэре» кто-то знал навигацию). День и с ним солнце над долиной к закату, на нём сотня ежей, часто скатывались и раскрывались, достигая эффекта птичьего крыла. Сёстры затемно, хартофилакс, хоть и не спал более двух кругов неизвестно чего, взялся читать про исконную нихондзинов и фрязинов, может закончиться чем-то хорошим только в том, XX-й никогда не наступит и даже свернёт в обойный рулон своё преддверие. «Эпизод десятый. Якудза не желают расставаться с, бегут вслед за стариком. Старик примечает, косорылые присели на хвост, берёт путь к собственному дому.