Международный вагон - [14]

— Ну, а коли я вам так-таки и не скажу в чем дело? — игриво ответил человек в шляпе, натягивая ее чуть ли не по самый рот: — слышали и намотайте себе на смекалку, что, дескать, открыты святые мощи! Молчание! Гробовое молчание! Дескать, стал бы господь бог исцелять людей костями первого пьяницы на селе? А если б стал, так не значит ли это, судари мои, что господу богу можно подсунуть какую ни на есть бумажку, а он, сердяга, подмахнет, по самому что ни есть доверию? Вот оно каково мое мнение, господин пастор и потаенные братья! Хе-хе-хе! Молчание! Могильщик Брекер не из таковских, чтоб болтать, чего не следует! Адье!

И странный человек выбежал из залы клуба, прежде чем пастор Вурф и его паства могли опомниться от удивления.

Глава девятая ВСТРЕЧА ЛЮДЕЙ, УМЕЮЩИХ ХРАНИТЬ ТАЙНЫ

Гробовщик Брекер выбежал не один. Вслед за ним поднялся пожилой человек, до сих пор скромненько сидевший в углу и сосавший трубку. Он заложил руки за спину, догнал гробовщика и, идя рядом с ним, одобрительно пробурчал:

— Ге! Хорошо вы, сударь, отбрили их!

Брекер подозрительно оглянулся.

— Я говорю, сударь, ловко вы их отбрили! Я сам люблю морочить публику. Четыре года тому назад… Э, да куда вы?

Брекер шмыгнул в переулок. Но человек с трубкой поворотил вслед за ним, ничуть не смущаясь.

— Четыре года назад, сударь, со мной случилась точь в точь такая история. Покупка чужого тела. Подмен. Небольшая операция с покойником. Жаль, что я связан клятвой, а не то рассказал бы вам премиленькую историю. Ведь я могильщик из города Ганау.

— Как, вы тоже могильщик? — вырвалось у Брекера.

— А то как же, сударь, — хвастливо ответил человек с трубкой. — Стану я разговаривать с первым встречным, тоже подумаешь! Я, сударь, известен как самый молчаливый мужчина в округе. Про меня так и говорят: «гроб проболтается, а могильщик нет». Можете спросить в Ганау, кого хотите.

— Я тоже не из болтливых, — хмуро ответил Брекер.

— Не спорю, сударь, не спорю. Видать по лицу, что вы не любитель тратить слова по пустякам. Но я, сударь, чемпион молчания.

— Чемпион! А почему вы так о себе воображаете?

Человек с трубкой снисходительно улыбнулся.

— Зачем воображать? Разве вы не знаете, сударь, что у нас в Ганау была комиссия? Ну, разумеется, выбрали жюри. А жюри приходит ко мне поздно вечером, стучит в окошко и протягивает золотой жетон, — дескать, тому, кто умеет хранить тайны. С тех самых пор я чемпион.

— У нас в Гаммельштадте комиссии еще не было, — кисло ответил Брекер: — но ко мне, сударь, и без того обращаются по всяким делам, где нужно привесить на рот замочек. Сознаюсь вам, этаких дел у меня больше, чем покойников.

— Вот и у меня тоже! — подтвердил человек с трубкой: — покойник — он что? Лежит себе и лежит без процентов капитала. А секрет для умного человека и чемпиона не что иное, как оборот! Вы не продешевили ль, сударь, на этом деле с Кавендишем?

Брекер вздрогнул, оглянулся и понизил голос:

— Какое такое дело? С какой стати вы спрашиваете?

— Странно, право! — обидчиво отозвался человек с трубкой: — если я с вами говорю, как могильщик и чемпион молчания, можете как будто не беспокоиться за последствия. Конечно, если вы себя не считаете достоверным, сударь, это дело другое. Я сам против разговора, в котором нет достоверности.

— Ха-ха-ха! — неожиданно расхохотался Брекер: — достоверность! Да я, ежели захочу, могу получить десять таких жетонов! У вас в Ганау такие дела и во сне не приснятся. Достоверность! А что вы можете возразить, сударь, на смерть пьяницы Бертеля, у которого, кроме бутылки, не было ни одного близкого сосуда? Я вас спрашиваю, что вы сможете возразить на факт?

— Гм! — задумчиво ответил человек с трубкой.

— И, сударь, стали бы вы держать пари, копая для пьяницы Бертеля яму, ибо его похоронить не пришел даже трактирщик, которому Бертель пропил, можно сказать, всю свою наружность и внутренность, что этот самый забулдыга Бертель наполнит ваши карманы золотом, а сам начнет творить чудеса под видом святых мощей, о чем даже пропечатают в газетах, не в обиду будь сказано дураку нашему пастору, с чего только зазнавшемуся, неизвестно, когда его собственная жена готовит ему во чреве восьмое чудо ни от кого иного, как от пономаря Франца?

— Гм! — опять ответил человек с трубкой.

— Какая же вам еще достоверность, сударь, ежели среди темной ночи вас хватают за плечо и говорят, что студентам нужен покойник для ихней анафемы, а платят-то не четыре марки, а сто марок золотом — за Бертеля! Что ж я дурак, что ли, по-вашему, не проследить этих самых студентов и не намотать себе на ус, когда вдруг весь Гаммельштадт заговорил об убийстве Кавендиша, а ночью стали обшаривать Гаммельштадтскую трясину, точно искали иголку, и притом нанимая всех, кого попало, ну и меня в том числе, — что ж я дурак, что ли, сударь, не разнюхать-то тело несчастного майора, когда его подобрали, как котлетку, хоть и разнесенное на мелкий фарш, однакоже проспиртованное запахом, который я, можно сказать, узнал бы с завязанными глазами, потому как начихался над пьяницей Бертелем еще в его грешном виде?

Выпалив эту речь, как с полбутылки пивной пены, взвившейся к небу вслед за выскочившей пробкой, могильщик Брекер доверчиво подтолкнул локтем в бок своего коллегу и добавил: