Международный человек - [43]

Полусонные, они шагнули в белесые предрассветные сумерки.

На перроне их встретил координатор действующего за рубежом Балтийского Воззвания Михевс, молодой интеллигентный человек. Он отвез их в гостиницу, расположенную недалеко от вокзала. Сразу поставил чайник. Из разговора Михевса выяснилось, что за их проживание здесь платит Балтийское Воззвание. Две комнаты, в которых они должны были разместиться, были еще меньше, чем в парижском отеле, где они оставили свои чемоданы и громоздкие вещи.

В комнате не было ничего, кроме вешалки, маленького зеркала на стене, кроватей и табурета.

“А нельзя ли нам получить отдельные номера?” — спросил Рудольфо. Но Михевс сделал вид, будто не расслышал. Видимо, вопрос был неуместный, и Рудольфо не стал его повторять.

Но когда он взглянул на раковину, то занервничал.

“По крайней мере, полотенце должно быть у каждого свое, — потребовал он. — Поверьте, даже в Восточной Европе...”

“Это можно, — тихо согласился представитель Балтийского Воззвания. Он открыл дверь и позвал: — Мадам Бовари, не принесете ли вы нам еще два полотенца!”

Затем он снова обратился к эстонцам:

“Положение отнюдь не розовое. Русские устроили активную контрпропаганду. Поэтому возникает вопрос: решатся ли устроители пустить нас в зал? Мы должны быть ко всему готовы и свои шаги обязательно координировать”.

“Не беспокойтесь, — произнес Рудольфо. — Мы непременно их скоординируем”.

“Ничего страшного, — улыбнулся он весело, когда Михевс ушел. — Не будем же мы тут жить вечно”.

И словно в подтверждение его слов к ним постучали и толстая усатая женщина протянула в дверь два совершенно чистых полотенца.

 

Бойкот

Они стояли в ста метрах от главного здания и рассматривали грандиозное строение.

“Этот дом такой огромный, что если бы эстонцы устроились тут пять лет назад, то русские только сейчас об этом узнали бы, — предположил Рудольфо. — Чрезвычайно интересно, почему никто не попробовал это сделать!”

Перед зданием была палатка, где разместился организационный комитет. Рудольфо приподнял входной полог и проскользнул внутрь. Он вышел немного бледный и сказал, что его подозрения подтвердились, потому что их нагрудные значки, по которым пропускали в здание, не обнаружили.

Тут появился запыхавшийся Михевс и сообщил, что официально их все-таки не принимают.

“В таком случае я буду присутствовать там в том же статусе, что и Генеральный секретарь ООН, — сказал Рудольфо. — У него тоже нет персонального приглашения”.

Екабса отправили в отель, чтобы он там незамедлительно начал составлять для общественности Эстонской Республики пресс-сообщение стран-участниц совещания.

В этот день их так и не пустили на совещание, заявив, что их вопрос обсуждается.

Рудольфо беспрерывно звонил, и Фабиан уже не мог отличить, когда он говорит по делу, а когда болтает просто так. Их было пять человек в крошечной комнате. Рудольфо курил “Марию Манчини”, Орвел смолил “Казбек”. Он был бодр и свеж — казалось, командировка ему вполне по нутру. Он чувствовал себя в какой-то степени как в старые времена, когда “сверху” не поступало никаких распоряжений. Он-то был ни в чем не виноват.

Екабс лежал на покрывале с маленьким, взятым напрокат “Колибри”, на котором он печатал пресс-сообщение на родину в связи с тем, что их не пустили в зал.

Чувства Фабиана были притупленными. Его больше не удивляло, что они просто стоят рядом, как пионеры возле Вечного огня. Более того, ему уже казалось, что это единственно мыслимая форма работы. Андерсон, казалось, на все махнул рукой и чахнул на глазах.

После обеда Рудольфо предоставил их самим себе и велел дежурить у телефона. Они по очереди ходили есть в Макдоналдс. Орвел пошел искать улицу, где собирались проститутки.

Вернувшийся вечером Рудольфо сообщил, что встретился с подругой жены президента этой страны. Эту встречу устроил его старый знакомый с Сааремаа, эмерит-профессор Рейнсоо, который был знаком с этой подругой. Муж подруги, ветеран войны в Алжире, полковник в отставке, услышав, как обращаются с эстонцами, латышами и литовцами, зарыдал и сказал: “Мы вас продали русским”.

Рудольфо, по-видимому, вложил в эту встречу много магнетизма, потому что вечером он снова насвистывал “Марсельезу”, что было признаком крайней усталости. Он стоял у окна и смотрел в ночь.

 

Казачок

На следующий день они снова отправились к палатке, чтобы узнать, не произошли ли в процессе какие-нибудь сдвиги. Рудольфо вернулся с оживленным видом и сообщил, что устроители хотят с ними побеседовать. Он пригласил Андерсона пойти вместе с ним, а остальным велел подождать.

Пока они отсутствовали, Фабиан и Екабс выпили в ближайшем кафе ordinaire.

Через полчаса Рудольфо и Андерсон вышли из главного здания. Шеф был на редкость немногословен. По Андерсону было видно, что ему не терпится поделиться новостями, но, вероятно, он понимал, что ему не годится сообщать их первым.

Только когда они вышли на улицу и сели на скамейку, Рудольфо заговорил. В коридорной дипломатии родился компромисс.

“Да, мы можем там участвовать, — произнес он наконец. — Но при одном условии. Они хотят, чтобы я с русским послом сплясал перед Главной Ассамблеей казачок. И потом мы вместе должны воскликнуть, что Россия и Эстония — друзья!”