Междумир - [44]

Перед самой гибелью на судне, как это обычно бывает, воцарились смертельный ужас и неописуемая паника. Команда в полном составе проделала путешествие туда, куда уходят все — к свету, а ещё через минуту танкер тоже отправился в свой последний путь — на дно морское.

Вот только для «Сульфур Куин» это не стало концом всего.

Причина была проста, хотя о ней никто не подозревал: старый танкер был последним из подобного типа судов. Его построили на верфи, которая была на грани банкротства и закрылась в тот самый день, когда «Сульфур Куин» вышла из сухого дока. Рабочие-корабелы, зная, что заканчивается целая эпоха, строили судно с особым чувством, со всей любовью мастера к своему детищу. Этой любовью был проникнут весь танкер, до последней заклёпки. Столь бесславная гибель такого любимого судна не укладывалась на полотно вечности. Так что когда волны, сплясав свой разбойничий танец в насыщенном метаном воздухе, наконец улеглись, призрак «Сульфур Куин» навечно остался бороздить воды Междумира.

Вместе с судном не перешло ни единой души, на нём не оставалось ни пассажиров, ни команды, и потому танкер-призрак дрейфовал по волнам много, много лет. Дрейфовал до тех пор, пока на него не наткнулся МакГилл и не превратил его в самое грозное пиратское судно, которое когда-либо носилось по вечным водам. И если не считать одного ужасного столкновения с «Летучим голландцем», полное господство «Сульфур Куин» над морями никогда и никем не оспаривалось.

От судна по-прежнему несло серой, но МакГилл нашёл это весьма полезным — отлично сгодится для устрашения врагов. Стоило только кому-нибудь втянуть в ноздри сатанинский запах, как ему становилось гораздо легче поверить, что судно явилось прямиком из преисподней, а не из прозаического Техаса.

МакГилл прекрасно понимал, что для монстра поддержание имиджа — дело первостепенной важности.

МакГилл переоборудовал «Сульфур Куин» так, чтобы она как можно больше походила на пиратский корабль. Придать старому танкеру грозный вид было нетрудно: ещё до своей гибели судно, изъеденное ржавчиной и неряшливое, выглядело самым непривлекательным образом. Прибавьте к этому запашок и устрашающую репутацию МакГилла — и вы поймёте, почему «Сульфур Куин» стала плавучим кошмаром, наводящим ужас на весь Междумир.

На открытой верхней палубе МакГилл соорудил себе трон. Он построил его из всякой всячины: труб, выломанных из помещений танкера, изящных портретных рам, занавесок, украденных из старых, перешедших в Междумир зданий, и прочего хлама. Вся эта мешанина была украшена драгоценностями, приклеенными к трону с помощью окончательно выжеванной резинки. Словом, монструозная жуть — в точности, как и сам МакГилл — что полностью его устраивало.

Самой свежей авантюрой МакГилла была экспедиция в Нью-Йорк. До него уже давно доходили слухи о Проныре и его таинственном маленьком додзё[28], где, как говорили, царила суровая дисциплина и где он, словно сенсей, учил детвору вмешательству в дела живого мира. МакГилл терпеть не мог легенд, которые не рассказывали о нём самом. По его разумению, герои таких легенд создавали конкуренцию ему, как Самому Великому Монстру Междумира, и потому их следовало безжалостно пресекать (и героев, и легенды).

Проныру пресекли капитально. О нет, он не сдался без борьбы. Чего он только ни вытворял! И левитировал, и напускал на них своих призраков в чёрном, которые прикидывались настоящими людьми, и всё такое прочее. Вот только МакГилла этим не запугаешь. Он давно усёк, что физическая сила в Междумире не имеет ничего общего с мышечной массой. Сила воли — вот что определяло здесь любую силу, а МакГилл, безусловно, обладал самой могучей волей из всех здешних обитателей. Сначала он превратил в ошмётки всех призрачных воинов Проныры, а затем принялся за самого Проныру. Маленький неандерталец брыкался, кусался и выкручивался изо всех сил, но куда ему тягаться с самим МакГиллом!

— Если ты когда-нибудь вылезешь отсюда, — орал МакГилл у бочки, в которую засунули Проныру, — то советую НИКОГДА не переходить мне дорогу! Не то придумаю для тебя казнь похуже, уж можешь мне поверить!

МакГилл так и не понял, слышал ли его Проныра, потому что тот беспрестанно сыпал проклятиями из глубины своей солёной мокрой темницы.

После расправы МакГилл по-королевски отобедал снедью, уведённой Пронырой из живого мира. Он жрал и жрал много часов подряд, а объедки кидал своим холуям — те были счастливы заполучить их. Да, так он называл свою команду — «холуи».

Объевшиеся и довольные, пираты вернулись на судно, таща за собой десяток бочек. На старой фабрике осталась только одна — та, в которой злобствовал Проныра.

* * *

— И что нам теперь с ними делать? — спросил Урюк.

МакГилл восседал на троне и озирал бочки, громоздящиеся на палубе.

Урюк был правой рукой МакГилла. Где-то в череде лет Урюк забыл правильную пропорцию человеческой головы по отношению к телу, и его голова усохла, как усыхает оставленный на палящем солнце абрикос. Правда, диспропорция не так уж сильно бросалась в глаза, мальчишка не выглядел уродом. Просто когда ты смотрел на Урюка, то ощущал, что с ним что-то не так, но не мог понять, что именно.