Между небом и тобой - [50]
Готовлюсь послать Патриса подальше, сказав, что у меня свидание с Федерико, но – в полном замешательстве, сама от себя такого не ожидала – слышу:
– Нет, я пью за нашу последнюю ночь.
Патрис удивлен не меньше меня, и я уточняю:
– Уйдешь завтра утром, и больше мы никогда не увидимся.
– Нашла способ меня наказать? Малость отдает садизмом, так?
– У меня золотое правило: ни с одним мужчиной не встречаюсь больше двух раз.
– А я имею право только на один?
Спокойно отставляю бокал:
– У нас есть прошлое.
– И ты никогда меня не простишь?
– Никогда.
Он колеблется. Воздух вокруг нас электризуется и приобретает свойства афродизиака.
– За нашу последнюю ночь, – говорит эта сволота, мой бывший, и опустошает четвертый бокал.
Пока он расплачивается, берусь за телефон и начинаю писать эсэмэску Федерико. Пальцы дрожат и попадают не на те буквы, приходится начинать снова и снова, это все из-за шампанского. А еще и автокорректировщик лезет исправлять и сажает черт-те какие ошибки. В конце концов палец соскальзывает невесть куда, и эсэмэска уходит до того, как я ее перечитала. Хотела написать: «Жаль, сегодня вечером не получится, застряла на собрании», а получилось: «Жаль, сегодня вечером не получится, застряла на свидании».
Прихожу заранее, занимаю столик на теплой террасе, собираюсь выпить кофе и почитать «Коррьере делла Сера»[109]. Открываю эсэмэску от Сары… а она в этот момент идет по другой стороне улицы Севинье, меня не видя.
Парочка входит во внутренний двор старинного особняка. Сара опирается на палку и на своего спутника – они явно пили не только яблочный сок. За ними закрываются тяжелые ворота. Я горюю. Конечно, она слишком красива, чтобы оставаться в одиночестве, она ослепительна. Она сказала мне неправду, но мне грех обижаться: она не mia fidanzata[110], она мне не подруга. Я хотел ее как un pazzo[111], я совсем свихнулся от желания в эту рождественскую ночь, но я не хотел пользоваться праздничной ностальгией, которая могла бы увести нас куда-то не туда. Я хотел любить ее в обычный, нормальный день, только наш день. А надо было сделать свое дело, не задаваясь никакими вопросами. И тогда этот мужик с проседью в волосах сидел бы сейчас на моем месте.
Я свободен, не женат, я преподаю в университете и мог бы каждую ночь спать с другой студенткой. Но у меня есть непреложное правило: никаких студенток. Я иногда сплю с Кьярой, она преподает в нашем университете физику, но мы не «влюбленная пара» в привычном понимании, наша связь основана на нежной дружбе. Ее возлюбленного перевели по службе на Сицилию. Я твердо стою на земле, но при этом часто витаю в облаках. Галилей двадцать лет преподавал в Падуе, он хронометрировал колебания люстр Пизанского кафедрального собора, сверяя их с биением собственного сердца[112], а всю оставшуюся жизнь смотрел на звезды. У меня ровный пульс, но я не в себе. Я набираю на мобильнике ответ Саре: «Счастливого свидания».
На острове полно туристов и дачников, которые приезжают сюда кто просто проветриться, кто пожить в своем загородном доме, и каждый из них ставит машину так, что всем неудобно. В ресторанах толпы, владельцы довольны, торговцы в магазинах тоже. Спокойно станет только через неделю, когда закончатся рождественские каникулы и наконец-то здесь останутся только такие, как я, кто тут родился, пенсионеры, перебравшиеся на Груа, как Жо, люди, которые только и мечтают об островах, поэты и любители прогулок пешком.
Коробку с елочными украшениями мы в этом году не открывали, но я в ней порылась и достала три гирлянды.
Иду с ними на кладбище. Прохожу мимо памятника погибшим морякам, здороваюсь с большой каменной дамой, которая их оплакивает, стоя на коленях. Давно умершие люди покоятся в старинной части кладбища, молодые – на новой территории, там, где на могилах можно увидеть такое, от чего просто сердце рвется: мраморную гитару, или корабль, или фотографии… Я стараюсь покрасивее разложить гирлянды на камне, на котором написано твое имя, а повыше – имена родителей Жо, не только мамы, но и папы, утонувшего в Ирландском море, тоже, хотя тело так никогда и не нашли. Показываю тебе свои подарки – браслет от Жо и красную мольтоновую кофту от мамы.
Мы с мамой записались на следующую программу команды «кафе-память»[113]: мне надо изучить повседневную жизнь рыболовецкого судна в прошлом веке и сделать в школе доклад. Напишу и приду к тебе прорепетировать. Хочешь не хочешь, а выслушаешь, не отвертишься.
На саксе я уже выучила диезы и бемоли. Моя любимая нота – до диез второй октавы: ни на что не надо нажимать, просто дуешь, и все. Классно!
Я уверена, что ты меня слушаешь, но это несправедливо: я все-все тебе рассказываю, а ты мне ничего.
На праздники всех так и тянет в Париж, в отеле ни одного свободного номера. Сириан пригласил меня на ужин. Альбена думает, что у него совещание, – это во время рождественских каникул! Надо быть полнейшей идиоткой, чтобы проглотить подобное вранье. Мое серебристое платье с таким декольте, что даже у опытного альпиниста голова бы закружилась. Понятия не имею, куда мой любовник собрался меня вести, – как только узнала, что далеко, стало наплевать, куда. Терпеть не могу этой неотесанной деревенщины, которая наезжает со всего мира, а уж как обрыдли больничные листки персонала… Из сумки звучит мелодия песни Эдит Пиаф «Мой мужчина»…
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.
Каждый, кто любит собак, будет удивлён и очарован необычной философией собачника, который рассмотрел в верном звере не только друга и защитника, но и спасителя! Не спешите отрицать столь необычный ракурс, вникните в повествование, и возможно в своём четвероногом товарище вы увидите черты, ранее незамеченные, но чрезвычайно значимые для понимания поведения собаки.
«Живая тайга» — сборник сказок, написанных по мотивам сказаний аборигенных народов. Бесхитростные, иногда наивные повествования увлекают читателя в глубины первозданной тайги и первобытных отношений с её обитателями. Действия героев, среди которых не только люди, но и природные объекты, основаны на невозможном в современном мире равноправии всего живого и удивляют трогательной справедливостью. Однако за внешней простотой скрываются глубокие смыслы древней мудрости.
Есть люди, которые не верят на слово, им обязательно нужно потрогать загадку руками. Краевед Юрий Крошин из таких, и неудивительно, что он попадает в критические ситуации, когда пытается выведать то, о чём знать нельзя. Для народа, исповедующего Законы Тайги, «табу» означает не просто запрет что-либо делать. Нарушивший табу, нарушает священное равновесие между противоборствующими силами нашего мира. За такой грех полагается неминуемое наказание, и оно настигает преступника здесь и сейчас.
Мы до сих пор не знаем и малой доли того, какими помыслами жили наши первобытные предки. Герою этой книги удалось не только заглянуть в своё прошлое, но и принять в нём участие. Это кардинально повлияло на его судьбу и изменило мировоззрение, привело к поискам личных смыслов и способов решения экологических проблем. Книга наполнена глубокими философско-психологическими рассуждениями, которые, однако, не перегружают чтение захватывающего авантюрно-приключенческого повествования.