Между нами война - [2]

Теперь пришла она — промышлявшая на всём, что продавалось. А виной смены властей на этот раз являлся сентябрьский Декрет, подписанный вождем крестоносцев Маркизом Бонифацием Монффератским, чьим трофеем являлся Крит и Дожем Империи морских торгашей — Джакомо Тьеполо в 1211 году. (Эти исторические сведения, касающиеся истории Крита, Венецианского господства и восстаний, немного переделанные в пользу художественного произведения, взяты из энциклопедии «Вокруг Света». )

Бедные изнеможденные критяне!

Издалека за этой причаливающей морской гегемонией в ужасе и с обреченным видом наблюдали пришедшие ради этого зрелища самые смелые местные жители Хераклиона (Хераклион, Гераклион, Хандак — Хандакас, Кандия — столица острова Крит. Сегодня — Ираклион), теперь уже Кандии, боясь подойти поближе.

— Наконец земля! Мы уже близко. — говорил своему немногим взрослому товарищу юный девятнадцатилетний рыцарь, с рвением гребя галеру длинным веслом, звуки гулкого хлюпанья которого вливались в общий плеск. Его темно-коричневые, почти черные, мелкие упругие кудри, доходящие до середины красной от солнца шеи, забавно пружинили от движений их хозяина.

— Таррос, что ты видишь? — почесав бритую голову, вопрошал его товарищ, своим вопросом желавший узнать мечты лучшего друга.

— Алессандро Армандо, я вижу зеленые холмы и горы. Смотри, как это прекрасно! — потея от усилия и предвкушения перемен, ответил вдохновленный Таррос, вдыхая уставшим от соленого морского воздуха носом пьянящий запах приближающихся земель.

— Должно быть, здесь полно древесины для судостроительства. Говорят, что тут есть величественные каштановые леса. — глагольствовал Алессандро, вместо округи разглядывая свежие мозоли на левой руке.

— Да. И не только каштановые. Эта земля, несмотря на её печальную историю, сохранила свой девственный вид. Смотри! — взгляд лазурных глаз Тарроса, кинутый из-под костистой, мужественной надбровной дуги, был направлен на искрящиеся волны, что так послушно превращались в нежную пену, и, ударяясь, разбивались о прибрежные камни.

— Поскорее бы! Устал я уже от этого скользкого весла. У меня копчик болит. — жаловался более прагматичный шутник Алессандро, удивляясь наблюдательности Тарроса. — Что ты ожидаешь от прибытия сюда? — он оглянулся через правое плечо на товарища, сидящего сзади. Его смоляные, с винным отливом глаза, искрились внутренней силой и уверенностью в себе. Они смотрели на окружающее с насмешливой иронией.

— Я? Ничего… Буду служить во благо Венеции. Слава великому Дожу! — выкрикнул Таррос, чем вызвал недоумение гребущих по соседству солдат. Ему льстила не столько фанатичная служба, сколько открывающиеся её посредством пути для романтичной и мятежной натуры.

— Ты смешной, брат! — улыбнулся Алессандро. Но сразу же, немного насупившись, с грустью в голосе, продолжил. — Я уже скучаю по своей Каллисте. — проговорил он, задумчиво вглядываясь в густую зелень острова. В её изумрудных переходах пробивались острые и обтекаемые шапки темных деревьев.

— Надо же, твоя! Не забывайтесь, вы оба, с ней вместе — я все еще ее брат! — дружелюбно засмеялся в ответ Таррос.

Алессандро вновь заулыбался. Молодые люди стали друзьями в раннем детстве, когда отец Тарроса уплыл с Крита из-за семейных распрей. Его тоже звали, только на греческий лад, Александрос. По образованию он был судостроителем.

У Александроса был старший брат — Алексис Каллергис, впавший в обиду на ученого братишку, который долгое время проучился на семейный бюджет обеспеченных землевладельцев в далёких Афинах. Алексиса страшно раздражало, что Александрос не участвует в их общем деле. Все накопившееся недовольство вскоре выросло в скандал с последующим лишением имущества.

Александрос Каллергис, разочаровавшись в родственниках, удалился в Венецию, что бурно развивалась благодаря морской экспансии. Мужчина уплыл с женой и маленьким сыном, ожидая, что может быть там, в городе богатых морских волков, он станет востребован в своей профессии и самореализуется. Так и случилось.

Маленькая семья поселились в этом невероятном чудо-городе, выбрав среди множества районов различных дельцов рыбацкий квартал. Поначалу они жили довольно-таки скромно. Через год у них родилась пригожая девочка, которую назвали Каллиста.

Однажды Александрос познакомился с Алессандро Армандо, военным инженером — и последний, узнав о его таланте, посчитал, что грешно будет бросить развивать то, чему грек посвятил полжизни. Узнав друг друга лучше, они начали творить вместе.

Из-за бесславных и презираемых властями Империи корней грека, его венецианский друг дал ему свою фамилию, при условии, что тот примет Католицизм и приведет в Папскую веру свою семью. Александрос, будучи не слишком зацикленным на религиозности, согласился.

У Армандо тоже был сын, названный в честь него самого — Алессандро. Два мальчугана быстро нашли общий язык. Они вместе учились, вместе ели и спали, вместе повзрослели и возмужали. Их в один день посвятили в рыцари Ордена Святого Марка. Тогда Тарросу было двенадцать, а Алессандро — пятнадцать лет.

Знатная семья Алессандро Армандо благоволила Каллергисам, несмотря на их эллинское происхождение. Они были очарованы их прекрасным воспитанием и культурными манерами. Это было заметно, и не нужно было особо вглядываться — их редкая аристократическая внешность говорила сама за себя. Жаль только, что век Александроса и его жены не был долгим. Сначала от чахотки умерла мать Тарроса — Целандайн. Видимо, сырой венецианский климат навредил этой милой женщине, выросшей на щедрой земле. Вслед за ней ушёл и его отец от сердечной болезни — сказались переживания и, опять же, мокрота, бьющая по суставам. Но он успел сделать многое для флота Империи.