Между-Мир - [42]

С помощью этой дырки можно было зажечь порошок, а затем и дерево, в то же время обеспечивая выход для дыма и сажи, хотя, казалось, дерево горело без дыма. Крепкое волокно листа хорошо сопротивлялось жаре и пламени. Получилось нечто вроде обогреваемого зонта.

Процессия извивалась во влажной темноте, похожая на поющую, светящуюся змею с переливчатыми желто-зелеными пятнышками. Все, кто был в состоянии идти, начиная с маленьких детей и кончая такими стариками, как Сэнд, собрались вместе в этой изгибающейся спиралевидной колонне. Никто не жаловался, никто не возражал, когда колонна стала подниматься вверх, никому не хотелось отдохнуть или вернуться назад.

Вдруг что-то с сильным грохотом вышло из леса. Страшный звук прорывался через обычные и мягкие успокаивающие звуки дождя. Борн подошел к Логан и Кохоме.

— Оставайтесь здесь с колонной. Что бы ни случилось, поддерживайте огонь.

— Почему? — начала Логан, но Борн уже ушел. Его поглотило зеленое хлорофилловое море. Шестилапая масса фуркота последовала за ним.

Великаны ждали вместе с другими под дождем. Вверху над колонной и справа раздавался сильный грохот и стон. Стон становился выше, превращаясь в визгливый, гортанный смех. Он поднялся и превратился в оглушительные крики. Звук прервался бульканьем.

Что-то массивное и далекое двигалось справа, сокрушая по пути ветки и разрывая виноградную лозу. Свет от факелов едва освещал пространство.

И ни у кого из колонны не появилось желания рассмотреть поближе громадные передвигающиеся где-то поблизости очертания.

Грохот слабел, становился тише, как будто гигантская масса пропала в темноте, словно камешек в сухом колодце. Грохот превратился в шелест, потом в эхо, пока все не поглотил шум дождя. Борн вернулся на свое место, а колонна снова двинулась вперед.

— Что это? — мягко спросил Кохома. — Мы только едва разглядели, как оно шло мимо.

Кохома только сейчас с удивлением заметил, как дрожали его руки.

— Какой-то неизвестный нам биологический вид, — предположила Логан, не пряча свое лицо, мокрое не только от дождя.

— Один из больших ночных хищников, — сказал Борн. Глаза его не отрывались от угольно-черных веток. — Дивердаунт. Он не подойдет близко к Дому из-за своего брюха, но если один-два человека встретятся с этим чудовищем в лесу, они не вернутся в Дом. Он пересекал нашу дорогу и был голоден. Он бы никогда не напал. Они очень сильные, но медлительные. И очень интересные для охотников и фуркотов.

Последние слова были произнесены с явным удовлетворением.

— Почему мы ждали, когда он пройдет? — удивилась Логан.

Борн возмутился.

— Это последний бросок. Никому не разрешено прерывать последний бросок.

— Даже гнезду акади? — прошептал Кохома.

Борн быстро взглянул на него, сверкнув в свете факелов глазами.

— Зачем вы это говорите?

— Я оцениваю ваши возможности, — объяснил Кохома, хорошо понимая, что Борн не имеет представления об этом и напоминая ему, что есть вещи, которые не может понять даже великий охотник.

Логан в душе обиделась на товарища за отсутствие у него такта и быстро спросила:

— Я просто удивляюсь, как все эти создания могли получить постоянные названия.

Борн улыбнулся, опять почувствовав себя в своей тарелке.

— Когда молодой задает вопрос, старший отвечает, что это дивердаунт или окифер, либо плод несъедобного растения мальпаз.

— Судя по сообщениям первых колонистов, попавших сюда, — пробормотала Логан, — они не были расположены давать стандартную научную классификацию. Поэтому имена, что давали они, были скорее разговорными, чем видовыми.

Борн слышал это четко, он слышал все, что говорили гиганты своими тихими голосами. Однако по обыкновению, он не подал вида, что слышал.

Это было бы невежливо. Хотя много раз ему хотелось бы понимать больше, чем он слышал.

Колонна продолжала подниматься. Сверху слышались плевки и визг.

Однажды откуда-то снизу послышалось треньканье, словно работал неприглушенный компьютер. Охотников послали вперед разведать источники этих пугающих звуков, но они ничего не нашли. На людей никто не нападал.

В конце концов последние из павших в битве с акади вернулись в свой мир. Были сказаны последние слова, отданы последние почести. Люди возвращались в Дом. Кохома и Логан не могли понять, каким образом братья Борна находили дорогу. И они скорее успокоились, чем обеспокоились, когда увидели первые цветущие виноградные лозы со множеством розовых цветов и кожаными мешочками.

Позже, когда вся колонна вновь вступила под уютные стволы Дома, когда были погашены последние медленно горящие факелы, когда был туго натянут последний кожаный занавес, заграждающий вход в жилище — только тогда послышались одинокие звуки плача, сдерживавшиеся в лонгаго. Ночь покрыли деревню черным влажным одеялом и принесла покой и сон.

И никто не видел движения перед Домом, никто не видел шевелящиеся длинные тени, собирающиеся наверху на сплетенных ветвях.

От легкого удара в голову детеныш проснулся и завизжал. Трое учеников щурились в почти полной темноте. Руума-Хум стоял перед Сувом.

С уходом Мура он должен был заботиться об этом детеныше. Не было никакого чувства сожаления, никакой томительной печали из-за смерти Мура. Сув был со своим человеком, и это был Лоу.