Между клизмой и харизмой - [68]

Шрифт
Интервал

Ровно в полдень мы были во дворе храма Гроба Господня. Свидетели слегка опаздывали. Чтобы скрасить ожидание, отец Иммануил провел нас по храму, который находится в совместном владении нескольких христианских конфессий, в том числе и армянской.

— В нашей собственности, — поведал он, — церковь Святого Григория Просветителя, Вторая Голгофа и ряд других святынь. А это Камень помазания, на котором Иосиф Аримафейский и Никодим после распятия, сняв Спасителя с креста, обвили пречистое тело Христа пеленами и благовониями.

Жена тут же припала к камню, за ней, как доминошные костяшки, последовали дети. Я стоял в нерешительности, пока кто-то из проходящих мимо туристов не задел меня. Я не удержался и пал ниц. Жена благодарно взглянула на меня, нежно погладив руку. Подходя к Кувуклии, которая принадлежит одновременно грекам, армянам и католикам, отец Иммануил гордо заметил:

— Здесь этой ночью я служил божественную литургию.

— А греки не пытались мешать? — поинтересовался я.

— Пытались, но мы их отмутузили как следует.

Венчание прошло непосредственно в церкви Святого Григория Просветителя по правую сторону от Кувуклии. У меня было странное чувство отстраненности, будто венчаюсь не я, а мое, так сказать, alter ego. Но, когда трижды вослед священнику я повторил клятву до конца дней своих заботиться о нововенчанной супруге, меня охватило волнение и после колбасило всю церемонию. Жену же растрогало ее троекратное обещание беспрекословного смирения и послушания мужу, ибо кто умалится, как дитя, тот и войдет в Царствие Небесное. Что же получается, до этого жена была недостаточно послушной и смиренной?

Выйдя из Храма, я предложил отметить событие в ближайшем ресторане, но Дядя Ваня резонно предложил отложить свадебный банкет до вечера:

— Неразумно отказываться от оплаченной экскурсии по Старому городу.

— И пусть дневная жара спадет немного, — поддержал его Пургеныч.

Найти какой-либо сносный ресторан для нашей вечери оказалось делом безнадежным. Легче было нам, двенадцати изголодавшимся путникам, пройти через игольное ушко, чем попасть в ресторан в Рождественский вечер.

Но нам все же повезло — нас приютили в Макдональдсе и выделили уголок рядом с туалетом. В разгар застолья, когда Тиграны попеременно произносили тосты, а мы, нововенчанные рабы Божии, робко целовались взасос, зазвонил мобильный. Кто? Ярдов? Что ему надо?

— Когда назад?

— Завтра.

— Тогда послезавтра жду тебя с утра в офисе. Нельзя больше тянуть с запуском нового бренда…

Раньше сяду — раньше выйду

Февраль в Москве — это беспрерывно грохочущая слякоть. Это — в сумраке утра разгребать машину из сугроба. Это в сотый раз проклинать пробки. Это, несмотря на пробки, первым приехать в пустынный офис, сварить кофе и, пока включается компьютер, сделать пару согревающих глотков.

И в этот раз по возвращении из Израиля я приехал в офис первым. Открыл кабинет Ярдова. Кофе варить не стал, но достал из ярдовского бара мшистых лет «Макаллан», распечатал, налил до краев в тяжелый стакан и стал дожидаться босса. Бывшего, как мне тогда казалось.

— А, ты уже здесь? Привет! — Листая свежий номер «Птюча», я не заметил, как вошел Ярдов. — Пробки на всем пути. Москва скоро встанет.

— Что? Извини! — Я молниеносно задвинул стакан с виски за цветочную вазу.

— Этот паскуда Раков объявил платный тендер. И внес уже предоплату ряду агентств. Когда мы, сука, платили заранее? — дальше Ярдов произнес сложносочиненное грязное слово, настолько грязное, что я подумал, как же беззащитен человек перед ликом природы и как страшна его биологическая суть.

— Что за тендер?

— Реклама наших ресторанов. Сходишь со мной сегодня в «Интуицию»?

— Куда? Может, все же в «Условный рефлекс»?

— Ну да. А я что сказал?

— Но формально я не сотрудник… потом вроде мы хотели обсудить…

— Помоги! — уж больно жалобно попросил Ярдов. — А вечером обсудим условия твоего возвращения.

— Хорошо. Но тебе-то зачем там быть? Не царское это дело — ходить по рекламным агентствам.

— Встреча у них в офисе в пять. — Ярдов подошел к бару, достал оттуда початый мною «Макаллан» и разлил в стаканы. — Давай за встречу!

— С утра как-то не комильфо. Лучше вечером.

— Вечером вино будем пить. А сейчас давай за твое возвращение! — Ярдов осушил стакан одним залпом, я слегка пригубил. Он собирался налить еще, но зазвонил телефон.

— Я не знаю никакого Ракова. Есть мой верный армяшка, мы с ним работали и будем работать, — не бросая трубки, Ярдов хитро посмотрел на меня. — Душман звонил из «Коммерсанта». Он откуда-то узнал о твоем возвращении.

— Да, но я… — Ярдов не дал договорить. Я вышел из кабинета.

В рекламном агентстве поначалу опешили, увидев меня.

— Ты? А Раков где? — Роман Фаундер, креативный вождь «Условного рефлекса», провел меня в комнату переговоров, где собралась вся творческая группа.

— Ярдов попросил помочь. А Ракова он уволил.

— Серьезно? По чесноку, мы запарились с ним работать, — пожаловался на Ракова Ярополк, другой гений «Условного рефлекса». - ничего вразумительного от него так и не услышали. Вот взгляни на бриф от него.

Я взглянул. Действительно, ничего конкретного: целевая группа — менеджеры среднего звена, но не только; доход не выше среднего, но и не ниже, не часто посещают рестораны, но и не реже; одеты ярко, но не броско, стиль строгий, но не бедный, модели не очень худые, но и не очень полные.


Рекомендуем почитать
Победоносцев. Русский Торквемада

Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.


Великие заговоры

Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.


Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.


Южноуральцы в боях и труде

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Три женщины

Эту книгу можно назвать книгой века и в прямом смысле слова: она охватывает почти весь двадцатый век. Эта книга, написанная на документальной основе, впервые открывает для русскоязычных читателей неизвестные им страницы ушедшего двадцатого столетия, развенчивает мифы и легенды, казавшиеся незыблемыми и неоспоримыми еще со школьной скамьи. Эта книга свела под одной обложкой Запад и Восток, евреев и антисемитов, палачей и жертв, идеалистов, провокаторов и авантюристов. Эту книгу не читаешь, а проглатываешь, не замечая времени и все глубже погружаясь в невероятную жизнь ее героев. И наконец, эта книга показывает, насколько справедлив афоризм «Ищите женщину!».


Кто Вы, «Железный Феликс»?

Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.