Между дьяволом и глубоким синим морем - [2]

Фредди назвала наш дом «Ситизен Кейн» в честь старого фильма с идеальным Орсоном Уеллесом в кадре, который щеголял по округе и разговаривал басом. Но я, по большей части, считала этот фильм депрессивным. Безнадёжным. К тому же, дом был построен в 1929 году, а «Гражданин Кейн» вышел только в 1941, значит, у бабушки ушли годы на то, чтобы дать ему имя. Возможно, увиденный фильм что-то для неё значил, но, если честно, никто толком не знал, по каким причинам Фредди делала то или иное. Даже я.

Фредди и дедушка жили в «Ситизене» до самой смерти. После отъезда родителей в Европу я переехала в старую спальню бабушки на втором этаже. Её вещи я не тронула. Даже не вытащила платья из шкафа.

Мне нравилась моя спальня: туалетный столик с кривым зеркалом, приземистость стульев без подлокотников, ширма для переодевания в восточном стиле. Нравилось сворачиваться на бархатном диванчике со стопкой книг на коленях, отодвинув на окнах пыльные занавески в пол, чтобы видеть небо. А по ночам абажур с фиолетовой бахромой окрашивал комнату в различные тона — от лилового до тёмно-сливового.

Спальня Люка находилась на третьем этаже. И мне кажется, нам обоим нравилось иметь свободное друг от друга пространство. Этим летом у нас наконец закончились деньги, которые оставляли родители, уезжая в Европу много месяцев назад. «Ситизен Кейн» нуждался в новой крыше, поскольку ветер с океана жестоко поизмывался над нынешней, да и нам с Люком нужна еда. Поэтому мне пришла в голову гениальная идея — сдать в аренду гостевой дом. Да, у Ситизена был гостевой дом, оставшийся с тех дней, когда Фредди спонсировала голодающих художников. Они переезжали туда на пару месяцев, творили шедевры, а затем двигались дальше, в новый город, к следующему богачу — очередному джину из бутылки.

Я развесила объявления по Эхо, думая, что ничего из этого не выйдет.

Но что-то вышло.

Это был ранний июньский день, дул нежный ветерок, который я сравнила с летом, что даёт пощёчину весне. В воздухе чувствовался запах морской соли. Я сидела на ступеньках перед домом, глядя на дорогу, уходящую в голубую даль. Две каменные колонны обрамляли большие входные двери, а между ними располагалась лестница. С моего места наш запущенный, давно позабытый хозяевами газон доходил до края грунтовой дороги. За ним был обрыв и бушующие волны.

Так я и сидела, поочередно читая короткие рассказы Натаниэля Готорна и наблюдая за небом, перемежающимся с далекими волнами, когда на мою улицу свернула новая-старая машина, проехала мимо дома Саншайн и припарковалась на округлом дворике. Я назвала её старой, поскольку она была из 50-х, — большая, красивая и с явно скудным пробегом. Но выглядела она новенькой, будто только с витрины, блестящая, как лицо ребёнка на Рождество.

Машина остановилась. Из неё вышел мальчик. Он был примерно одного со мной возраста, но я всё равно не могла серьёзно назвать его мужчиной. Потому да, мальчик. Выйдя из машины, он посмотрел прямо на меня, словно я позвала его по имени.

Но я этого не делала. Он не знал меня. А я не знала его. Он не был высоким — примерно ниже 180 см, — зато сильным и стройным. У него были густые тёмно-коричневые волосы, волнистые, с пробором сбоку, но это до тех пор, пока очередной порыв морского ветра не спутал их, и пробор исчез. Мне мгновенно понравилось его лицо. И загорелая, явно пребывавшая ежедневно на солнце кожа. И карие глаза. Он посмотрел на меня, а я на него.

— Ты Вайолет? — спросил мальчик и не стал дожидаться ответа. — Да, думаю, это ты. Я Ривер. Ривер Уэст, — он провёл рукой по воздуху перед собой. — А это, должно быть, Ситизен Кейн.

Он смотрел на дом, потому я склонила голову и тоже оглянулась. В моих представлениях это были ослепляюще-белые колонны, бирюзовая отделка вокруг больших квадратных окон, ухоженные кустарники и расставленные со вкусом обнажённые статуи в центре главного фонтана. Но фонтан, который я наблюдала сейчас, был мшистым и грязным, а у одной статуи бедной раздетой девушки не хватало носа, груди и трёх пальцев. Ярко-голубая краска стала серой и осыпалась с рамы. Кустарники же превратились в дикие трёхметровые джунгли.

Я не стыдилась Ситизена, поскольку он всё ещё оставался чертовски восхитительным домом. Но теперь я задавалась вопросом: может, мне стоило подстричь кусты, или почистить голых девушек в фонтане, или перекрасить оконные рамы?

— Довольно большой дом для светловолосой девушки, любящей читать, — сказал мальчик после долгой минуты разглядывания дома. — Ты одна? Или твои родители где-то поблизости?

Я закрыла книгу и встала на ноги.

— Мои родители в Европе, — я сделала паузу. — А где твои родители?

Он улыбнулся.

— Туше.

Наш городок был достаточно маленьким, и у меня выработался здоровый интерес к незнакомцам — для меня они были увлекательными подарками судьбы, полными возможностей. Сладкий запах других далеких мест вился за ними шлейфом, как одеколон. Потому Ривер Уэст, незнакомец, не вызвал во мне ни капли страха, а лишь поток возбуждения, напоминавший ощущение перед большой бурей, когда воздух трещал от напряжения.

Я улыбнулась в ответ.