Между двух гроз - [27]

— Что это? — спросил сам у себя Иварс, — Что делать?

Он чувствовал, что прежние радости жизни оказались для него за скобками — так Иварс раньше любил говорить о закрытых проектах. Даже на любимой работе сосредоточиться не всегда получалось, и если бы не Айта, офис просто бы стоял закрытым.

Решено. Иварс осмотрелся в квартире и не найдя ничего странного, вышел на улицу. Его университетский друг, Иван, был священником в небольшой церкви в Тукумсе. На курсе все посмеивались над ним: отправляясь на экзамен, он мог запросто сказать, кто какой билет вытянет. Но в отношении себя всегда ошибался. Все шептались, что это некий дар, сверхъестественная способность. Постепенно Ивану это всё надоело, и он замкнулся в себе, перестал ходить на посиделки в парк и общежитие, предпочитая общение с узким кругом друзей. Иварс был в их числе, хоть и не верил в то, что Иван обладает какими-то способностями. В его глазах это выглядело прекрасно проделанной аналитической работой, дедукцией — не более.

Конечно, самолюбие Ивана задевало критическое отношение Иварса, но, по крайней мере, в отличие от других Иварс был честен с ним и уже за одно это стоило поддерживать с ним дружбу. После окончания учёбы их пути разошлись: Иварс стал работать редактором в газетах, а затем и в издательствах, а Иван подался в глубинку, преподавал в школе русский и латышский язык и литературу. А потом неожиданно для всех произошло странное: Иван стал проявлять интерес к религии, и, не оставляя преподавательскую работу, сделался священником.

Они не виделись несколько лет, только изредка созванивались. Иварс раздумывал: до Тукумса на машине путь займёт около часа. Это означало, что он доберётся туда уже под вечер. Но застанет ли Ивана и сможет ли с ним поговорить? Впрочем, не в правилах Иварса было гадать или сомневаться, он предпочитал действовать.

Иварс оставил машину в центре города, внизу у железнодорожной станции, и стал медленно подниматься по ступенькам вверх, на холм, ругая себя за то, что не пошёл по обочине дороги. Так, наверное, было легче. Иварсу было не так много лет, всего сорок шесть, но легкая одышка его иногда всё же преследовала. На почти пустой площади работал фонтан. Иварс подошёл, умыл руки и лицо, и несколько минут сидел на скамейке и смотрел на воду. Голуби и воробьи катали по каменной мостовой какие-то крошки, при этом громко воркуя и попискивая.

Наконец, Иварс решился, поднялся и направился вдоль домов немного вниз, туда, где тихий парк скрывал небольшую церковь. Её двери были открыты, словно кто-то ждал, что Иварс решит приехать и зайти.

— Хотя, это же церковь, она всегда открыта, — подумал Иварс, и, войдя, встал в углу справа от двери.

В церкви было тихо, лишь несколько человек что-то шептали, стоя у икон. Иварс сразу узнал Ивана. В аккуратном подряснике, с короткой бородой, он спокойно разговаривал со старушкой возле алтаря.

— Здравствуй, — стараясь не шуметь, произнес Иварс, когда Иван освободился.

Прошло несколько секунд, пока он узнал друга. Иварсу казалось, что Иван не совсем рад видеть его. Однако Иван улыбнулся и, ничего не говоря, указал рукой на дверь. Они вышли и обнялись.

— Иварс, дружище, как давно мы не виделись, — Иван пристально разглядывал Иварса, — Ты нисколько не изменился, только, быть может, немножко располнел, но это поправимо.

— Зато тебя узнать сложно, — признался Иварс, — Кажется, с бородой я тебя уже видел, но вот в рясе вижу первый раз. Как ты? Тебе нравится здесь?

— Знаешь, нравится, — не задумываясь, ответил Иван, — Я ведь и в школе детишек до сих пор учу, на два дня в неделю превращаюсь в строгого учителя.

Иван засмеялся, но сразу замолчал, понимая, что просто так Иварс к нему никогда бы не приехал.

— У тебя что-то случилось? — спросил он.

— Случилось, Иван, случилось, — Иварс посмотрел ему в глаза, — И я к тебе и за поддержкой, и за помощью, если я на неё вообще могу рассчитывать. Убили мою дочь. Полиция не шевелится нисколько, ничего выяснить не удалось. Но…

— Прими мои соболезнования, дай Бог тебе сил и терпения пережить все это. Как Айта? Представляю, каково ей сейчас. Да и тебе тоже.

— Айта держится изо всех сил, — Иварс вздохнул, — Если бы не она, то я давно уже сдался бы. Но она не даёт мне падать духом. Поддерживаем друг друга. Конечно, для Гунарса это тяжелый удар, он любил сестру так, как не любили её мы. И за это я себя ругаю, за то, что совсем мало ей внимания уделял.

— Крепись, Иварс, — Иван похлопал его по плечу, — Я буду молиться за тебя, молиться за Анну, за упокой её души.

— Спасибо тебе.

— Пожалуйста, не благодари меня, за такое не благодарят. Помолись, попроси у Господа прощения за грехи, помолись за Анну, за тех, кто тебе дорог, за душу того, кто совершил это страшное деяние.

От слов Ивана Иварсу стало немного не по себе. Он не знал, как попросить помощи, как выразить это в словах, в простых словах, которыми он как редактор в жизни жонглировал настолько легко, что это казалось ему чем-то обыденным, не заслуживающем внимания. Но в ту минуту слова куда-то потерялись, остался один взгляд, одни руки, едва заметными жестами пытавшиеся что-то объяснить. Иварс молчал, складывая в уме слова во что-то цельное, в законченную мысль, но она всё время куда-то убегала. Иван тоже молчал, уже догадываясь, о чем его хочет попросить Иварс.