— Правильно, и еще Ира играет на фортепьяно, — повторила Лидия Ивановна.
— Ого! — подумал я вслух.
— Что ты этим "ого" хочешь сказать, Коробухин? — недовольно спросила классная.
— Я хотел спросить, когда мы сможем посмотреть, как она играет, — сказал я.
— Ты, наверно, мальчик, хочешь узнать, когда вы сможете услышать, как я играю? — ехидно спросила новенькая.
— Услышать я могу и по радио, а я увидеть хочу, — не сдавался я.
— Хватит, Коробухин, — оборвала меня классная. — Чтобы ты поменьше болтал, я посажу к тебе Иру.
Вот так оказалась у меня соседка.
— Перестань глазеть по сторонам, Коробухин, — услышал я голос Степана Александровича и очнулся. — Опять потом будешь говорить, что ничего не понял.
Я просто вспотел оттого, что старался все увидеть. Я решил, что буду смотреть только на Степана Александровича. Не шевелясь, я слушал учителя, и тут над моим ухом раздалось:
— Ах! Снег растаял. Как жаль…
Я глянул в окно и обомлел. Снег словно корова языком слизала. Только грязные струйки текли по асфальту. Я резко повернулся к моей соседке — что она понимает, эта девчонка, в первом снеге! Но лицо у Иры было каким-то задумчивым и грустным.
После уроков оказалось, что Ира живет в одном доме с нами. И мы втроем — я, она и Семка — потопали по улице.
— Мне так не нравится эта погода, — тянула новенькая. — У нас в Сибири знаете какая зима! Мороз такой, что птицы на лету замерзают.
— У нас тоже неплохие зимы, — утешал Семка Иру. — Правда, Валерка?
Он шел с новенькой впереди, а я за ними, и поэтому Семка все время оборачивался.
— И на лыжах вы катаетесь? — спросила новенькая.
— Еще как, — шумно выдохнул Семка. — Особенно Валерка здорово катается. Правда, Валерка?
Я еще раз смог полюбоваться на добродушную Семкину физиономию. Ира только слегка повернула голову.
— До свидания, мальчики, — сказала она возле дома. — До завтра.
— До свиданья, — торопливо сказал Семка.
Я слегка наклонил голову. Я помнил, что в каком-то фильме так гордо прощался один граф. Не знаю почему, но мне вдруг захотелось показать, что я тоже кое-что смыслю в этих самых… великосветских манерах.
Новенькая посмотрела на меня долгим взглядом, улыбнулась и вбежала в подъезд.
— Какая девчонка! — Семка завертел головой. — Она в 25-й квартире живет. У нее отец майор.
— Уже успел все выведать? — зло спросил я. — Может, уже и влюбился? — Не знаю почему, но Семка меня сегодня бесил.
— Выдумываешь всякую ерунду, — обиделся Семка. Он покраснел и еще сильнее завертел головой.
— Ладно. — Я хлопнул его по плечу. — Приходи вечером на чердак. Дело есть, секретное.
АЭРОДРОМ ГЕНКИ ПРАВИЛЬНОГО
— Без Генки Правильного нам не обойтись, — сказал Семка.
— А ну его, зануду, — поморщился я.
Мы сидели на чердаке и обсуждали важное дело.
— Генка что-нибудь придумает, — настаивал на своем Семка, — такое, понимаешь, эффектное.
Генку Ракитина в нашем дворе прозвали Правильным за то, что все на свете он делает правильно. Он никогда не сделает такого, за что может здорово влететь.
Собираемся мы с ребятами залезть в яблоки к соседу. Генка мнется: "Нет, ребята, это нехорошо, я лучше домой пойду".
Или договариваемся отдубасить ябеду. Генка опять за свое:
— Нет, ребята, человека надо сперва словами убедить, а потом уже этими… кулаками.
А что ябеда давно не человек и, может, никогда не был человеком — это ему непонятно.
И все-таки Генка Правильный был единственным мальчишкой в нашем дворе, кому я иногда завидовал. Раз в месяц, а может и реже. Это случалось, когда Генка появлялся во дворе с моделью самолета под мышкой. Генка занимался во Дворце пионеров и уже неплохо конструировал разные модели.
Рядом с нашим двором за забором начинался пустырь. Там Генка устроил испытательный аэродром для своих моделей.
В день испытаний двор мгновенно пустел, и наступала оглушительная тишина. Ребята устремлялись на Генкин аэродром. Генка в такие минуты как будто никого не замечал. А может, и вправду ему ни до кого не было дела. Он видел только свои модели.
Генка становился в центре круга. В руке он держал веревочку, к которой осторожно привязывали новенький беленький самолетик. Модель была в руках у Мишки — друга и помощника Генки.
— Давай! — кричал Генка.
Мишка заводил моторчик. Самолет несколько мгновений чихал и фыркал, как простуженный первоклассник, а потом с легким жужжанием начинал описывать круги над пустырем.
Генка едва заметным движением управлял моделью.
Вот самолет подымается высоко, и мы задираем головы, чтобы его увидеть. А вот он резко снижается, сейчас, кажется, разобьется на мелкие кусочки… Но нет — снова несется, как живой.
Мы подбрасываем шапки вверх: "Ура!"
Я тоже рад: "Молодец, Генка!"
Иногда самолет падал. Тогда Генка был суров, он командовал громко и решительно. И все рады были выполнить любой его приказ. Даже я.
И вот самолет снова над пустырем, над нашими задранными в небо восхищенными лицами.
Вскоре испытания заканчиваются. Генка забирает модель и несет ее во Дворец пионеров. Ребята провожают его почтительной толпой. И снова о Генке ничего не слышно — до следующих испытаний.
— Давай попробуем, — не отстает Семка. — Гороху надо отомстить здорово.
