Меж двух миров - [67]

— Это значит, — продолжал Бастьен, — что они ничего не сделают для малыша.

Адам никак не отреагировал. Да и воспринял ли он информацию?.. Ветер неистово ворвался в бункер под ними, вихрем закружился вокруг разгоревшегося костра, обрушился на стены, сорвал зажатую между двумя камнями фотографию Норы и Майи, подхватил ее и отпустил прямо над огнем. Лица истлели, а улыбки исчезли.

— При вскрытии по ранам можно определить разные типы лезвий, — продолжал Адам, непоколебимо гнущий свою линию. — Это объяснило бы нам, было ли в обоих случаях использовано одно и то же оружие.

Бастьен внезапно воспротивился тому, что Адам по-прежнему не выказывает никакого раздражения. И распсиховался за себя, за сирийца, за Килани.

— Да прекрати ты, твою мать! Я не нуждаюсь в тебе, чтобы вести расследование! Никто не нуждается в чертовом капитане Саркисе, чтобы расследовать убийство! Ты бы лучше побеспокоился о…

И, едва успев вовремя остановиться, Бастьен проглотил конец фразы:

— Прошу тебя, не говори мне больше об этих убийствах.

Но за что же еще Адам мог уцепиться? Если Нора и Майя были его сердцем, Килани стал его позвоночным столбом. Он был разлучен со своими любимыми, а теперь, после предательства контрразведки, понял, что не способен помочь мальчику. Это расследование всего лишь не давало ему рухнуть в бездну безумия, как подпорка не дает упасть старому растению.

А что, если он просто отключится? Прекратит биться и позволит себе пойти ко дну собственной души…

Миллер поднялся на ноги и протянул Адаму руку, но тот не сделал ответного движения, его сознание устремилось куда-то за горизонт. Мальчонка, свидетель этой сцены, беспомощно переводил взгляд с одного на другого. Не понимая ситуации, он ощущал всю ее жестокость. Спустя несколько секунд Бастьен опустил руку и слез с крыши бункера.

В жизни Килани было только четыре человека. Адам и эта семья, которая приняла его, пусть даже всего на один вечер. Один из самых прекрасных в его жизни. Его глаза наполнились слезами, он тоже поднялся, яростно пнул ногой Адама, съехал на заднице со склона бункера и ушел в сторону пляжа.

* * *

Бастьен обнаружил Эрику сидящей на капоте автомобиля с сигаретой в зубах. Ни слова не говоря, он забрался в машину. Его заместительница не стала спешить и докурила сигарету до последней затяжки. Она видела Адама уже во второй раз и прекрасно догадывалась, что между этим человеком и ее офицером существует какая-то связь. Она почувствовала себя уязвленной, ведь ее вот так запросто отодвинули.

На обратном пути Бастьен и рта не раскрыл, оставив Эрике право молча бесноваться. Проезжая мимо доков, она резко свернула, снова прибавила скорость, ворвалась в заброшенный ангар, где догнивали какие-то остовы лодок и спутанные рыболовные снасти, затормозила ручником, так что эхо визга покрышек отскочило от металлических переборок.

— А теперь, Миллер, ты у меня заговоришь! Что это за ребенок? Кто этот тип?

41

В ванной Бастьен плеснул себе в лицо водой, не обращая внимания, что забрызгивает все вокруг. И еще. И еще.

Такой момент интроспекции, когда человек смотрит на себя в зеркало, прямо в глаза, проникая непосредственно в душу, как если бы проверяя, оценивая себя или остерегаясь.

Манон скользнула ему за спину и обвила руками его талию.

— Сегодня вечером меня не будет дома, — озабоченно сказал он ей.

— И я должна встревожиться?

— Мне кажется, я вот-вот совершу какую-то глупость, — прошептал Бастьен.

— Что-то, чем я смогу гордиться?

— Не могу понять, почему я чувствую, что на мне лежит ответственность.

— Ты ничего не решил. Они встали на твоем пути.

Реплики Бастьена и Манон могли показаться бессвязными. Они понимали друг друга почти без слов. Это родство душ пропало во время траура, из которого как будто не было никакого выхода. Однако сейчас, в самый разгар потрясений, оно робко возрождалось.

— Ты не одинок, — шепнула Манон.

Та же самая фраза, слово в слово, которую в заброшенном ангаре, сидя в машине с открытыми дверцами и куря сигарету за сигаретой, произнесла Эрика, пока он рассказывал ей свою длинную историю. Встреча в больнице. Этот сириец и ребенок. Драмы, которые сперва изничтожили, а потом соединили их. Их семьи разбросало по свету, каждый ищет свою. Пережитые ужасы. Одиночество и надежда. Сила и отвага продолжать вопреки всему. И эта тюрьма, «Джунгли».

Несмотря на инструкции Дорсэ, Бастьен даже рассказал Эрике про контрразведку и их обещания.

— Адам никогда не покинет «Джунгли» без жены и дочери. Но есть еще этот мальчонка. Он постоянно находится в опасности. Мне никогда не будет покоя, пока я сознаю, что ничего не сделал для него.

— Ты не одинок, — заверила его Эрика. — Если ты хочешь совершить глупость, с тобой вся твоя команда. Это не ты нуждаешься в нас. Я думаю, что мы в тебе нуждаемся. Доверься мне и позволь нам помочь тебе.

Так же как Эрика, Манон выслушала ту же самую историю, ни разу не прервав Бастьена.

— А что мы скажем Жад? — с тревогой спросила она, усаживаясь на бортик ванны.

— Правду. Она уже достаточно взрослая. А главное, слишком себе на уме, чтобы скрывать от нее что бы то ни было.