Меж двух миров - [60]

— И это будет конец твоим мелким делам.

Оскорбленный Усман шумно вздохнул:

— Следи за словами, Адам. Здесь я, возможно, твой единственный друг. Это не имеет никакого отношения к деньгам. Тебе ведь известно, что я отказался от мысли перебраться в Англию, но для всех остальных это единственное, что не дает им лишиться рассудка. Как для тебя, который, вместо того чтобы искать свою семью, изображает в «Джунглях» полицейского или берет под защиту мальчишку. Ты делаешь все, чтобы не думать о жене и дочери. Вскоре ты о них вообще забудешь.

Челюсти Адама машинально сжались.

— Теперь твоя очередь думать, что говоришь, Усман.

Суданец аккуратно поставил чашку на песок.

— Не будучи по-настоящему знакомы, мы оба знаем, кто есть кто, а также что каждый из нас много потеряет, если мы станем врагами. Я старейшина поселения, и люди ждут от меня, чтобы я защитил их.

— В таком случае повторяю вопрос. Когда ты хочешь, чтобы мы ушли?

— У тебя есть день. Но не ночь. Если только ты не примешь второго предложения афганцев.

Адам понятия не имел ни о каком предложении. Он обернулся к палатке, откуда на него не отрываясь смотрел черный мальчуган, достаточно близко, чтобы ни одно слово от него не ускользнуло.

— Килани принадлежит мне. Так им и передай. И еще скажи им, что, если только они приблизятся, я их всех убью.

В голосе сирийца не было никакой угрозы. Только обещание.

— Ты поступаешь, как в споре, рефлексивно, каждый раз по-своему, без всякой стратегии. У меня такое впечатление, что ты не доведешь дело до конца, — жестко отрезал Усман.

Мужчины поднялись и на мгновение оказались лицом к лицу, но не вымолвили ни слова. Адам протянул руку, и Усман принял ее в свои ладони. Не отдавая себе в этом отчета, они повторили жесты своей первой встречи, когда суданец назвал его «military man».

Адам двинулся к выходу из поселения, а Килани выскочил из палатки и бросился следом. Пока еще можно было расслышать голос, Усман в последний раз попытался урезонить того, кто на всех парусах мчался навстречу буре.

— И даже если тебе удастся переправить его в Англию, — прокричал он, — что это изменит? Ты даже не знаешь, есть ли у него там родня. Ты ни о чем не думаешь! Он был одинок здесь, будет одинок везде!

Прежде чем исчезнуть за переполненным мусорным контейнером, Килани обернулся, и суданец попрощался с ним печальной улыбкой.

Уассим, оценивший, на что пришлось пойти Усману ради соотечественников, приблизился к старику и положил ему на плечо руку. Резким движением Усман сбросил ее.

* * *

Жюли поставила на пластиковый столик ассоциации «Care4Calais» два кофе. Сидя на прохладном и еще напитанном утренней росой песке, Килани смотрел, как пробуждаются «Джунгли».

— Твой друг не ошибся, Адам. Отправить малыша в Англию, не зная, что его там ждет, — это рискованный шаг.

— А у тебя нет никакого контакта с Юке?

— Есть. Официальные организации, которыми руководит государство, когда документы о прибытии уже признаны имеющими силу или в случае воссоединения семьи. Но об этом ребенке нам ничего не известно. Мы даже не можем на сто процентов поклясться, что он суданец. Без подтверждения национальности он существует не больше, чем призрак. Ты хотя бы знаешь, есть ли у него какой-нибудь документ?

Жюли наклонилась к Килани и задала этот вопрос ему:

— You, papers? I. D. Card? Family in Youke?[65]

Хотя он и не говорил по-английски, от слова Юке его глаза широко распахнулись.

— Он едва понимает мой арабский, — уточнил разочарованный Адам.

Тем не менее Килани, помимо того, что понял предупреждение Усмана, когда они покидали поселение суданцев, с некоторого времени научился разбираться в ситуациях, выражениях лиц и оттенках голоса. Эти двое взрослых посматривали на него, без конца произносили заветное слово «Юке», и он догадался, что пришла пора поведать им свою считалочку. Ту, которую он выучил по время путешествия с Белого Нила в Египет и из Египта в Ливию. Ту, которую никогда не преставал повторять и которую хотя бы раз в день непременно пересказывал себе в песке.

* * *

Ему, разлученному с родными, удалось бежать из Судана на переполненном грузовичке вместе с еще почти шестью десятками людей, наваленных друг на друга штабелями, как бревна. Двое мужчин и ребенок, придавленные в самом низу, умерли от удушья, поэтому на египетской границе пришлось остановиться, чтобы избавиться от трупов. Во время бегства из Бентиу, столицы штата Юнити, он познакомился с женщиной и двумя ее сыновьями. Увидев растерянного и перепуганного мальчонку, эта мать не задумываясь просто приняла его в свою семью. Сменялись километры, контрольные посты официальных армий или независимых войсковых соединений. В пыли и среди песков, страдая от качки и унижений, они поддерживали и защищали друг друга. Ее звали Носиба, до войны она была школьной учительницей, и это она научила его той считалке — такой убедительной, что казалась колдовством. Заклинанием, которое открывало двери Юке и которое Килани мог произнести только в подходящий момент и перед хорошими людьми. Так она ему сказала.

В Ливии их пути разошлись, и он больше никогда не видел той своей недолговечной новой семьи, оставившей на память о себе волшебную считалочку.