Мэйфлауэр-2 - [13]

Наиболее важной и трудной проблемой, стоявшей перед племенем, являлась проблема воспроизведения. Большая часть взрослых людей уже вступили в моногамные браки. Но между союзами, основанными на привязанности, и связями, имевшими целью рождение детей, следовало проводить различие; генофонд был слишком беден, чтобы позволить себе такую роскошь, как брак по любви.

Дилюк показал Руселю проект общественного договора, который он подготовил, чтобы зафиксировать решения племени.

— Во-первых, после достижения зрелости ты подчиняешься нуждам группы как целого. Например, выбор профессии определяется не только личными склонностями, но и требованиями общества. Во-вторых, рождение детей необходимо осуществлять, сообразуясь с численностью племени. Если нам недостает граждан, то, хочешь ты того или нет, чтобы увеличить население, ты должен завести четырех или пятерых; если людей слишком много, то ты можешь вообще ни одного не родить и остаться бездетным. В-третьих, ты соглашаешься заводить детей как можно позже и работать как можно дольше. Таким образом, ты наиболее полно отрабатываешь образование, данное тебе обществом. В-четвертых, ты сам можешь выбрать партнершу для рождения детей, и она, возможно, станет затем твоей женой…

— Нам повезло, — горячо сказала Тила.

— Но вы не можете быть родственниками ближе, чем в третьем колене. И выбор этот должны одобрить Старейшины. То есть ты, — усмехнулся он, глядя на Руселя. — Вас проверят на генетическую совместимость, установят, сможете ли вы максимально обновить генофонд, — и все в таком духе. И наконец, в случае если, несмотря ни на что, тебе не повезло и ты родился с каким-нибудь наследственным дефектом, который, распространяясь среди нас, снижает шансы на выживание, ты соглашаешься вообще не иметь детей. Наследственный порок умирает вместе с тобой.

— Это же евгеника, — нахмурился Русель.

— А что нам остается делать? — пожал плечами Дилюк.

Дилюк не изучал историю Земли, и поэтому, как понял Русель, слово не ассоциировалось у него с древними ужасами. Как и сказал Дилюк, в любом случае в их ситуации выбор был невелик. И во-вторых, евгеника была не так технологична, как генная инженерия, и более живуча.

Русель изучил набросок.

— А что произойдет, если я нарушу правила?

Дилюк замялся; внезапно Русель осознал, что он не только брат этого человека, но и Старейшина.

— Когда дело до этого дойдет, мы как-нибудь разберемся, — ответил Дилюк. — Послушай, Рус, у нас тут нет полиции, нет места для тюрем. Кроме того, каждый человек представляет ценность для общества. Мы не можем никого принуждать. Мы действуем при помощи убеждения и надеемся, что подобные проблемы можно будет разрешить мирным путем.

Дилюк рассказал о своей семейной жизни: о школьных успехах своих мальчиков, о том, как Томи ненавидит ежедневное мытье стен, а малыш Рус, наоборот, любит, — так можно завести новых друзей.

— У тебя хорошие сыновья, — сказал Русель.

— Да. И тебе нужно побольше видеться с ними, — с умыслом произнес Дилюк. — Но, видишь ли, Рус, они не похожи на нас. Они принадлежат к первому поколению людей, рожденных на Корабле. Они другие. Для них все наши рассказы о Порт-Соле и Большом Псе — всего лишь легенды о местах, которые они никогда не увидят. Корабль — это их мир, а не наш, мы появились на свет в другом месте, мы здесь чужие. Ты знаешь, я по-прежнему думаю, что мы взяли на себя непосильную задачу, несмотря на все расчеты Андрес. Все уже пошло не так. Неудивительно, что Корабли-ковчеги терпят крах!

Русель попытался ответить на эту открытость рассказом о себе, но понял, что рассказать ему нечего. Его мозг был занят приобретением новых знаний, но в его жизни было так мало человеческого. «Словно мертвец», — в смятении подумал он.

Дилюк был потрясен известием о смерти Рууля.

— Этот напыщенный генетик — мне кажется, ему поделом, что он умер первым. Но не позволяй себе задумываться об этом, брат. — Подчиняясь импульсу, он подошел к Руселю и положил руку ему на плечо. — Ты знаешь, я доволен жизнью: Тилой, ребятами, нашим домом. Приятно сознавать, что наши жизни служат высшей цели, и этого мне достаточно для счастья. Как ты думаешь, может, мне не хватает воображения?

«А может быть, в тебе больше человеческого, чем во мне», — подумал Русель.

— Мы сделали свой выбор, — ответил он.

— Но ты еще можешь отказаться от этого выбора, — осторожно произнес Дилюк.

— Что ты имеешь в виду?

Брат наклонился вперед:

— Почему ты не бросишь эту затею, Рус? Эти дерьмовые пилюли старых Квэкс, проклятые нанолекарства! Ты же еще молод; можешь избавиться от них, очистить свой организм от этой дряни, отрастить волосы, найти какую-нибудь славную женщину, которая снова сделает тебя счастливой…

Русель попытался сохранить невозмутимое выражение лица, но не смог совладать с собой.

Дилюк отстранился.

— Прости. Ты все еще помнишь Лору.

— Я никогда ее не забуду. С этим ничего не поделаешь.

— Каждому из нас пришлось пережить нечто ужасное, — вступила в разговор Тила. — Видимо, все реагируют по-разному.

— Да, — механически пробормотал Русель.

Он вспомнил, что Тила бросила на Порт-Соле ребенка.