Мэвис и супершпионы - [11]

Мне не показалось, что мы понравились друг другу с первого взгляда.

— Ну что, войдем в дом? — улыбнулась графиня. — Пара человек вас, несомненно, заинтересует. А остальные... Так себе, гарнир.

Она говорила по-английски безупречно. Я невольно позавидовала ей, ее дому, образованности, раскованности, знакомствам, связям... Почему же мне в этой жизни перепадает так мало?!

Графиня провела нас в комнату, которая была наполнена светом и радостью, как бокал шампанским. Моя зависть крепла. Кстати, едва я подумала о шампанском, как невесть откуда появился дворецкий с подносом, уставленным бокалами. Пит взял мартини, я — шампанское, и мы, пригубив, пошли следом за хозяйкой дальше.

— Хочу познакомить вас со своими друзьями. — Голос графини звенел серебряными колокольчиками. — Знакомьтесь — Амальфи. — Она коснулась лысого мужчины лет сорока пяти с хвостиком. Потом подошла к худой женщине. — Памела Уоринг. Высокородная Памела.

Эта Памела была еще молода, лет тридцать, не более, но уже успела высохнуть и потрескаться. Несмотря на обилие солнца и тепла, она напялила на себя шерстяной костюм. Не причесанная и не накрашенная, она производила отталкивающее впечатление. А может, я слишком привередлива? Но что делать, если мистер Амальфи толст и лыс как колено, а мисс Уоринг — тоща и сухопара?

И только я перевела свой взгляд на гостей, как графиня изящно просунула руку под локоть Пита и утащила его, что-то воркуя на ухо. Я злобно посмотрела вслед этой парочке.

Не зная, о чем говорят в этом обществе, я решила не рисковать и осторожно произнесла:

— Как в Риме тепло!

— Не то слово, — Высокородная Памела еще больше сморщилась. — Отвратительно жарко.

— Позвольте облегчить ваши страдания! — сказал лысый толстячок каким-то музыкальным голоском, как из оперетки.

Он вытянул руку, помахал кистью — и тут же в руке оказался маленький изящный веер. Мистер Амальфи протянул его мне.

— Трюкачество, — процедила Высокородная и отвернулась.

Толстячок расстроился. Мне захотелось даже погладить его по блестящей лысине.

— Как это у вас получилось? — спросила я, сделав круглые глаза.

— Ловкость рук! Одним словом иллюзия.

Он посмотрел на меня так, что и я была вынуждена заглянуть в эти темные непроницаемые глаза. И обнаружила там такие глубины и такие тайны, что чуть не утонула.

— Вы — иллюзионист? — тихо спросила я.

— Ну, если исходить из того, что вся наша жизнь — сплошная иллюзия, то да.

— Наша жизнь — один кошмар! — закаркала Высокородная.

Иллюзионист щелкнул пальцами, веер исчез. Я смотрела на мистера Амальфи во все глаза. Заметив это, он усмехнулся, допил мартини, подбросил бокал и — бокал исчез. Это было невероятно! Бокал словно растворился в воздухе!

— Гениально, — прошептала я.

Толстячок спрятал руки в карманы и застенчиво улыбнулся. Ему льстило мое восхищение. Но, как я поняла, больше всего ему сейчас хотелось поразить Высокородную (высокомерную!) Памелу.

— Ну, что скажете? — он посмотрел на нее.

— Ваш возраст... Разве это совместимо с грубым ремеслом балаганщика? Вы не мальчишка, чтобы увлекаться фокусами! — фыркнула она. — И вообще могли бы... я думаю...

Амальфи напрягся и пристально посмотрел на Памелу. Мисс Уоринг замолчала, моргнула раз, другой. Вдруг ее глаза превратились в стеклянные шарики.

— Мистер Амальфи всегда прав, — негромко произнес толстячок.

— Мистер Амальфи всегда прав, — каким-то безжизненным голосом повторила Памела.

— Как вас зовут?

— Памела Уоринг. Высокородная Памела.

— Неправда. Это не ваше имя, — вкрадчиво сказал иллюзионист. — На самом деле вас зовут Джина Наполитана.

— Я — Джина Наполитана.

— Вы — кинозвезда. Вы очень красивы. У вас безупречный бюст и длинные ноги. И еще у вас вздорный характер.

Высокородная выпятила то, что, видимо, считала грудью, и широко расставила костлявые ноги.

— Вы любите мартини, — продолжал нашептывать Амальфи. — Вы сейчас выпьете пару бокалов, после чего искупаетесь в фонтане. У вас нет купальника. Но это ничего не меняет. Ваше тело прекрасно, его нельзя скрывать.

— Его нельзя скрывать! — торжествующе воскликнула Памела Уоринг.

Я с нарастающим любопытством наблюдала это и думала, что же будет дальше.

Амальфи сложил ладони вместе и сказал громко:

— Стоп. Забудьте все, что я говорил, кроме мартини. И только после того, как допьете второй бокал, вспомните, что вы Джина Наполитана — и сделаете в точности все, что я сказал.

— Да, сделаю, — Памела горделиво вздернула подбородок.

Амальфи щелкнул пальцами.

Глаза Высокородной широко раскрылись. Памела стала озираться.

— Извините, а где мой бокал? — спросила она. Я заметила, что к мисс Уоринг вернулся ее неприятный каркающий голос. — Где дворецкий? Когда нужен, он куда-то исчезает. Мерзавец!

Высокородная быстрым шагом удалилась, а я, взглянув на иллюзиониста, увидела, что тот презрительно усмехается.

— Вы... уверены? Она будет купаться в фонтане?

— Будет! — самодовольно ответил он. — Я не кровожаден, но эту даму надо проучить. Мне не нравятся ее манеры.

— Значит, вы настоящий гип...

Я чуть не сказала «гиппопотам». Толстяк понял это и рассмеялся.

— Я был когда-то иллюзионистом! Я придумал кое-какие занятные фокусы, но фокусы — это очень сложный жанр. Мне удается заставить предметы исчезать и появляться не так часто, как того хотелось бы.